Максим Форост - Вперед, государь!

— Везде, — повторил князь. — Эти богини — матери всходов и урожая. Стоит весна, и богиням молится каждый.

— Нет-нет, — Евтихий затряс головою. — Ну, смотри, князь, здесь в Иолке — вода, море, водный ящер, змей из бездны. А там, я уверен, наоборот: огонь, солнечный жар, пекло из преисподней. Что это может быть, князь?

Акамир спокойно покачивал головой:

— Я тебя не понимаю, грек. Я тебя не понимаю.

21

Дорога на север

«Они [склавины] осаждали ромейские города и крепости и говорили жителям — выходите, сейте и собирайте жатву, мы возьмём у вас только половину подати»

Перистое облачко, похожее на лебединый пух, вдруг напомнило ему волосы Лели. Облачко улетает, и кажется, что оно зовёт за собой. Образ Лели вставал перед глазами: вот, она поднимает руку, чтобы отвести ото лба волосы, падающие на светлые брови и ресницы. Сквозь руку просвечивает солнце.

Вспомнилась Лелина полуулыбка, такая нечёткая, недосказанная — улыбка сквозь сомкнутые губы. И глаза — зовущие, но неподпускающие, удерживающие…

— В конце концов, мне скоро тридцать, — выговорил Евтихий, но, к счастью, его никто не услышал.

Дорога текла на север — вслед за облаками. Мимо проплывали сады, а в садах работали склавинские женщины. В поле мужчины запахивали землю. Евтихий оглянулся: Михайло Потык был мрачен, а князь Акамир — встревожен. Его трубач готовился, случись что, трубить в турий рог.

Ветер дул с моря — весна не окрепла. Придёт лето, ветер задует с прогретой солнцем земли, и облака побегут с севера. Осенью и зимой облака бегут с моря на север — греки верили, что это бог солнечного света Аполлон улетал на крыльях лебедей к гипербореям, на север. Весною он на лебединых крыльях и возвращался.

Крыльями лебедей грекам, как и славянам, казались перистые облака…

Евтихий приподнялся в седле. Кажется, мысль начинала сплетаться в целостный узор:

«Аполлон улетал на север. А на севере лебединый пух падает хлопьями с неба… Скифское золото тоже падало с неба. Лебединый пух — это снег. А что это — золото с неба? Статуя Артемиды упала с неба, кукла Дедала упала с неба, золотой овен упал с неба…» — Евтихий обернулся, скользнув взглядом по спутникам.

— Акамир, князь! — он окликнул. — Куда пропало золотое руно из Иолка?

Акамир поморщился и замотал головой:

— Никуда, Евтихий! Не знаю, где искать Коща Трипетовича, если ты об этом! Они ушли на север, и говорят, что сам Кощ родом оттуда.

— Акамир, я не задаю праздных вопросов. Куда исчезло из Иолка золотое руно?

Соображая, Акамир втянул голову в плечи:

— Никуда не исчезало, — повторил он. — При велесичах руна уже не было. Вернее, — поправился он, — руна не было вообще.

— Не правда, князь, золотое руно было, — Евтихий придержал лошадь, чтобы ехать бок о бок с Акамиром. — Аргонавты вывезли его из Колхиды и привезли в Иолк на родину. Где же руно?

— Тебе виднее, грек, — Акамир прищурил тюркские глаза. — Руно, руно… Что это, откуда взялось? — бросил он.

— Мифы говорят, — Евтихий мельком взглянул на князя, — что царских детей Фрикса и Геллу злая мачеха хотела принести богам в жертву. Но настоящая мать, богиня-облако, послала им с неба овна с золотой шерстью. На его спине брат и сестра уплыли за море в Колхиду, но маленькая Гелла по дороге утонула в пучине.

За его спиной князь Потык выругался и зазвенел удилами коня. Евтихий через плечо обернулся:

— Да, князь Михайло, девочка утонула, как и полагалось утонуть приносимой в жертву Додоле… Акамир! — Евтихий перебил самого себя. — Скифы почитали трёх братьев, которым упало золото с неба.

— Я не успеваю следить за твоей мыслью, — признался Акамир.

— А македонцы говорили о трёх братьях-пастухах, которым царь не заплатил за работу и дал вместо золота лишь свет из окошка. Тогда младший брат очертил на полу место, куда падали солнечные лучи, и щедро зачерпнул их за пазуху. Ты ищешь связь, Акамир? А я ищу Лелю и Иоаннушку.

— Продолжай, грек! — не вытерпел Потык, он подхлестнул коня и нагнал их, вклинился между ними, оттеснив лошадь Евтихия.

Евтихий проводил взглядом деревушку, как ему показалось, брошенную, с выбитыми окнами и покосившимися крышами.

— Братья-пастухи ушли и поселились, как говорят, недалеко отсюда, — Евтихий вывернул шею, рассматривая брошенные дома, деревенька не давала ему покоя, — во Фракии, около садов царя Мидаса. Тех садов, где Мидас поймал и отпустил сатира, чтобы обрести дар превращать вещи в золото. Князь Михайло! Какие мысли к тебе приходят?

Потык промолчал, перебегая глазами со зрачка на зрачок Евтихия.

— Тот пастушок стал великим царём и, как говорят, предком Александра Македонского, — Евтихий закончил.

— Неужели? — терпение у Потыка кончилось.

— Это так. Ведь пастушок взял в награду не что-нибудь, а солнце Македонии. Золото с неба — это солнце. Архонт, князь Акамир! Помоги моим мыслям, скажи, где на севере Белой Склавинии святилище женского божества солнца?

— Нигде, — фыркнул Акамир. — Солнце — это мужчина. А луна — женщина.

Евтихий умолк, нащупываемая ниточка зацепилась. Мысли застыли. Что-то ещё мешало решить задачу… Навстречу ползла вдоль дороги другая брошенная деревня, заросшая бурьяном по самые крыши.

— Чьё это, князь? — Евтихий вывернул шею. — Чьё это жильё? Его покинули греки?

— Его покинули славяне! — рявкнул Акамир. — Этой дорогой шёл на юг Ставракий и его легионы! Ты не знал об этом, Евтихий? Шестнадцать лет назад он увёл в рабство всех жителей.

Евтихий закусил губу. Смутившись, он смог сказать:

— Эта земля не раз переходила из рук в руки, как…

— Как золотое руно, — не выдержал Потык. — Грек, — взмолился он, — ну, зачем ты рассказал, что греческая девочка Гелла утонула как Додола! Не мучь меня.

— Стой, Потык! — мысли, наконец, сплелись в общий узор. — Гелла утонула. А что стало с Фриксом?

Потык в отчаянии затряс головой:

— Не томи. Скажи, что он стал царём и чьим-то там предком, — Потык умоляюще поглядел на Евтихия.

Грек стиснул зубы и накрутил на кулак повод уздечки.

— Отрок добрался до берега, его принял колхидский царь, а золотого барашка принесли богам в жертву. Боги якобы предсказали, что покуда шкурка барашка, золотое руно, хранится в Колхиде, этот царь будет править страной. Но что стало с Фриксом? Мифы молчат.

Потык побледнел и запустил в бороду пальцы.

— Ясон похитил золотое руно, украл солнце Колхиды, и царя сверг родной брат, — Евтихий сильнее взнуздал лошадь. — Руно похищено, но не странно ли, что в этих мифах маленький Фрикс больше не упоминается?

— Не надо, не говори… — на щеках у Потыка заходили желваки. — Мальчика убили вместе с его барашком.