Максим Форост - Вперед, государь!

— Не для неё же, не для царицы Ирины, а ради Империи и трона, ради христианского государства! Я прошёл с легионами всю Грецию, нет — Склавинию! Греции больше нет, мы потеряли её — нашу родину. А я заставил варваров покориться и заплатить дань Империи, — горячился Ставракий.

— Скажи, патриций, — Евтихий остановил его, — а зачем ты возил василиссу Ирину в Элладу?

Ставракий посопел носом, тяжеловато посмотрел на него и поманил пальцем:

— Только в северную Фессалию, не дальше. Везти её южнее было бы опасно. Я хотел, чтобы царица-афинянка увидела её воочию. Грецию! Настоящую, а не вонючие кварталы Афин. Горы! Масличные рощи! Водопады! Развалины древних колонн и руины святых церквей. Толпы варваров, край, где звучит чужая речь, чужой язык. Поклонение истуканам, где когда-то теплилась наша вера. Тебе этого не понять, Евтихий, ты грек, но отроду не был в Греции. Пусть бы она услышала ту окаянную музыку и ужаснулась… Э-э, ты ещё услышишь её, клянусь… А услышишь — так берегись.

— Музыка? — насторожился Евтихий, в третий раз ему говорили о музыке. — Разве у склавинских варваров есть музыканты как у культурных народов?

— Э-э, — отмахнулся Ставракий, — склавины — народ ретивый. Поезжай. Слушай их окаянную музыку и беги от неё. Без золотого руна не возвращайся! Либо склавины заговорят по-гречески и станут зваться греками, либо мы, эллины, бесследно в них растворимся. Лишь бы над Элладой снова били колокола церквей, а не гремела дьявольская музыка!

Ставракий, крякнув, поднялся и подержался левой рукой за грудь.

Евтихий, хмурясь, искал в его словах спрятанный смысл.

— Что? — опять буркнул Ставракий. — Я смешон в моём пафосе? Смешон? — уцепился он, хотя Евтихий и не думал смеяться. — Вот, вволю посмеёшься там — в элладской Склавинии. Берегись! Во-первых, берегись Филиппополя и его посланцев — с ними водит дружбу мерзавец Никифор. Во-вторых… Во-вторых, берегись, чтобы обстоятельства не оказались сильнее меня. Вот тогда я не пощажу ни тебя, ни тех пятерых калек, которых ты отвезёшь в Грецию.

— Понимаю, — Евтихий снова склонился, коснувшись рукой мозаичного пола.

— Встань! — окликнул Ставракий.

Евтихий распрямился. Ставракий взял его за голову, привлёк к себе и поцеловал в лоб:

— Будь верен царице как родной матери. Ох… — он снова охнул. — Что-то колит у меня в груди, наверное, сердце. Пока я жив, она — верный Император. Вот… Ступай! Помни: случится непредвиденное — не пощажу. Не пеняй на меня и не поминай лихом.

Ставракий отпустил его. Евтихий поклонился и вышел. Это был единственный раз, когда он лицом к лицу видел знаменитого патриция и евнуха.

23

Северная Фессалия

Воинство славянских племён «окружило богохранимый город Фессалоники, имея с собой свои роды вместе с имуществом; они намеревались поселиться в городе после его захвата…»

За спиной осталась гора Олимп. Белая вершина потонула в облаках, лёгких как лебединый пух. А дорога текла у подножия Орефийских гор, где на склонах белели овечьи стада.

— Архонт Акамир, — Евтихий позвал князя, их лошади после долгого бега шли шагом бок о бок. — Давно хотел спросить тебя: отчего Склавиния — непременно Белая?

— Как ты сказал? — Акамир обернулся. — Да, так у нас говорят. Belai to je Welia — Большая, Великая Склавиния.

Помолчали. Каменистая дорога бежала навстречу. Со склонов гор послышалось, как блеют овцы. На солнце их шерсть стала казаться золотой, а овцы — золоторунными.

— Здесь кончилась моя земля, — Акамир скосил на Евтихия тюркские глаза. — Кончилась Велзития, край велесичей. Далее живут друговичи.

Дорога огибала горный склон и терялась из виду. Сменяя друг друга, ехали впереди конные дозорные.

— Другубиты, — повторил Евтихий. — Вы понимаете их язык?

— К счастью, он близок. Почти неотличим, не то, что язык болгарских северян или моравов… Скажи, Евтихий, ты веришь, что с помощью гуслей волхв сможет заполучить… э-э… солнце Белой Склавинии? Я имею в виду власть над склавинами.

Князь ждал ответа. На лоб у Евтихия набежали морщины, он недовольно нахмурился.

— Откуда мне знать? У Коща — недобрый дар музыканта. Он то ли раздобыл, то ли изобрёл способ, как музыкой подавлять волю и подчинять души. Ты и сам видел, что произошло с Потыком!

— То есть — да? — настаивал князь. — Если в святилище у друговичей при всём честном народе произойдёт чудо, то волхв станет вождём Белой Склавинии? Его не остановить?

Евтихий намеренно промолчал. Утоптанная ногами людей дорога бежала навстречу. За выступом горы не так давно скрылись дозорные.

— Ты же слуга греческой царицы, Евтихий. Ну скажи, ты не затаишь обиду, если власть над Белой Склавинией захвачу я? — Акамир что-то недоговаривал.

— Выхватишь у Коща золотое руно? Всякая власть от Бога, — Евтихий осторожно заметил.

— Освобожу Потыковых детей, возглавлю склавинов, а в конечном счёте… помогу кое-кому свергнуть греческую царицу. Что, грек? — Акамир усмехнулся. — Я действую без утайки.

Евтихий задержал дыхание и непроизвольно стиснул в кулаке уздечку.

— Лучше, смотри вперёд, архонт велесичей. Твои дозорные возвращаются! Стало быть, берегись — кто-то едет навстречу!

Акамир вскинулся и перехватил рукоятку меча. Позади протрубил турий рог, а впереди из-за выступа горы появился конный отряд. Всадники были вооружены, но не копьями, как славяне, а короткими мечами, как греки. Воины Акамира спешно перестраивались, чтобы прямо на дороге принять, если понадобиться, бой.

Поколебавшись Акамир в одиночку выехал навстречу. Его дозорные, поравнявшись, встали у него по бокам для защиты. Евтихий приблизился. Двое на чёрных лошадях отделились от греческого отряда, а ещё двое сопровождали их с римскими мечами наготове.

— Не ты ли Акамерос, архонт Велзитии, правитель склавинов от фессалийских Димитриад до беотийских Фив? — греческий сановник развернул грамоту и блеснул на солнце свинцовыми печатями.

— Khto zh je reche do mene? — бросил князь по-славянски. — Кто говорит со мной?

Грек не ответил, но подъехал ближе, сановник долго изучал князя из-под полей дорожной шляпы. Акамир пытался разглядеть лицо сановника.

— Архонт Акамерос, — заговорил грек, — не торопись выступать с элладскими легионами на помощь заключённым кесарям. Обдумай своё намерение, соразмерь силы.

— Вот как? — Акамир с высокомерием поднял голову. — Не торопиться выступать вообще? Или же выступать, но не торопиться?

Сановник кивнул, края его шляпы качнулись и на миг полностью скрыли лицо. Акамир хмурился, не снимая руки с оружия.

— К тебе в Иолк приходили послы элладиков, — грек мельком взглянул на Евтихия. — Не спеши поступать по их просьбе. Склавинский мятеж пусть произойдёт, но… успеха пусть не имеет.