Лоран Бине - Цивилиzации

Но случай, не пустивший их в Кадис, не пустил и в Лиссабон. Когда капитан, сын Барбароссы, увидел, что на английской галере их заметили и теперь она выходит из порта, чтобы пуститься в погоню, он заревел пуще прежнего, удары хлыстов посыпались градом и всё усиливались по мере того, как паника охватывала алжирских стражей.

Что до гребцов — когда они поняли, что галера англичан гонится вслед за ними и вот-вот настигнет, все разом выпустили весла из рук, захватили капитана, погонявшего их с верхней палубы, и, пока волокли его через ряды скамей от кормы к носу, пересчитали ему все зубы и так отходили, что еще до того, как он полетел за борт, душа его, скорее всего, уже устремилась в ад: уж больно он с ними лютовал — и за это люто они его ненавидели.

Гребцы встретили английских моряков, захвативших галеру, возгласами «Слава Англии! Слава Дрейку!», ведь для них этот захват был равнозначен обретению свободы. На грот-мачте подняли английский флаг, и через несколько дней, пополнив запасы пресной воды и сухарей, галера пошла в сторону Исландии под бодрые взмахи весел и пение пленников, сбросивших оковы.

Да вышло так, что галере, к великой беде, повстречался на пути шотландский корабль. Впередсмотрящий предупредил экипаж возгласом «Красноногие!» (так принято называть шотландцев, потому что они ходят в клетчатых юбках), гребцы удвоили темп — бедняга Мигель греб плохо, ведь у него не действовала левая рука, — но как ни старались, шотландский корабль все равно их нагнал; начался еще один кровавый абордаж, в котором молодой Сервантес, хоть и мешала ему безжизненная рука, вновь отличился беспримерной храбростью, однако их все равно взяли в плен.

Они было решили, что их отправят в шотландское королевство, где правила королева Мария, и это представлялось меньшим из зол, но вскоре их ждало разочарование, когда стало ясно, что гребут они в направлении французского берега и галера входит в устье очень широкой реки, которая может привести только в Бордо.

В который раз судьба над ними посмеялась. Шотландцы собирались передать их мексиканцам, а такая перспектива, по словам их соседа по скамье Мендосы, была даже хуже Потоси.

Мексиканцам и правда нужна была не столько рабочая сила, сколько живое мясо для их варварских ритуальных жертвоприношений.

Мигелю предстояло умереть не на серебряном руднике в другой части света, а во Франции, на вершине пирамиды, и последним, что он увидит, будет его сердце, вырванное из груди и еще пульсирующее.

6. Глава, в которой рассказывается, как провидение позволило Сервантесу и греку избежать смерти и как им удалось укрыться в башне

Порт Бордо примостился в излучине Гаронны, образуя своеобразный полумесяц. Пленников высаживали под присмотром гасконцев, неотесанных и разнузданных парней, которые зубоскалили, обзывали их опарышами, и это не предвещало ничего хорошего. Сервантес спустился по трапу под улюлюканье, стоически храня молчание; грек же был не так терпелив и в ответ обозвал стражей паршивыми козлами, проклиная всех христиан, якшающихся с язычниками, и в первую очередь французов. Один, услыхав его слова, резко вскинул приклад аркебузы и, верно, размозжил бы пленнику череп, не останови его окриком командир-мексиканец. Спускавшийся с ними Мендоса не нашел повода обнадежить товарищей по скамье. «Им нужно, чтобы те, кого принесут в жертву, держались на ногах», — сказал он.

Оживлением набережные Бордо не уступали Севилье: перекаты бочек с вином убаюкивали портовый город с утра до вечера, а сквозь них прорывались крики грузчиков, которых гасконцы, выстроившие пленников в длинную шеренгу, разгоняли пиками, чтобы расчистить дорогу.

Они прошли через Дворцовые ворота с ощетинившимися над крепостной стеной сторожевыми башнями, дальше открывалась площадь, где мексиканцы возвели пирамиду. Пленники не могли не заметить засохший след — русло кровавого ручья, спускавшегося по ступеням к подножию, и протяжный стон вознесся над их вереницей. Их отвели в застенки замка, где им предстояло покорно дожидаться своей участи: у отправлявшихся в Старый Свет бочек с вином и то было больше шансов обмануть судьбу. Зато их хотя бы хорошо кормили: хлеб и суп приносили утром и вечером. В воскресенье десятерых забрали и повели на казнь — от барабанного боя, доносившегося с площади, у оставшихся стыла кровь. В тот день всем разрешили выпить по стакану вина. Молодой Мигель не боялся смерти, но предпочел бы умереть сражаясь. Грек что есть сил сыпал проклятиями.

В другой раз пленников забрали вдвое больше и удвоилось число барабанов. Сменились стражи. А через неделю никто не пришел, барабаны умолкли. Миновало еще несколько дней, стражи перестали приносить им еду. Никакие звуки из города теперь не долетали. Пленники сидели в своей темнице, в непроницаемой тишине. Жажда и голод становились мучительными, и они решились выйти, хотя могли за это дорого поплатиться: заточили железные ложки и стали пилить деревянные двери.

Когда наконец засовы поддались, оказалось, что дворец пуст, на стойках оставалось оружие стражей, а вокруг десятками валялись мертвые крысы; узники набросились на остатки еды, разложенной на столах. Мендоса, который за долгое время в неволе научился не зевать в толпе пленников, ухватил куриное бедро. Сервантес и грек были менее опытны и опоздали — слишком уж не терпелось им ощутить воздух свободы. Шагали они прямо по мертвым крысам, которыми была усыпана мостовая.

Едва они вышли наружу, аппетит пропал: в небо поднимались столбы дыма, город был отравлен зловонием, вóроны отнимали друг у друга останки человеческой плоти, устилавшей улицы. Люди-призраки перевозили в тачках умирающих, издававших стоны, или сваливали трупы на повозки. Всюду валялись дохлые крысы. В первый миг Сервантесу показалось, будто он попал в гигантскую адскую дубильню. На самом деле сомнений быть не могло: это чума. Нужно было немедля покинуть город, иначе — смерть. Они подались к порту, где царил полный хаос: стражи пытались сдержать тех, кто стремился бежать морем. Их догнал Мендоса и убедил, что надо выбираться в сельские места.

Они пересекли город, пребывавший в агонии. Кого болезнь не скосила, те в спешке скидывали скарб на повозки или уезжали верхом на мулах. Кому повезло владеть лошадью, пускались галопом. В такой ситуации ни командирам, ни солдатам было не до наших беглецов. Но путь на запад оказался закрыт: Форт-дю-А, где стоял военный гарнизон, еще проявлял бдительность, и в той стороне нельзя было ни войти, ни выйти.

Пришлось вернуться и вновь затеряться на пристани. Грек оглушил двух стражей, а может, даже убил — история об этом умалчивает. С наступлением ночи они перебрались через реку вплавь, оставив позади стоны умирающих и запах трупов.