Александр Васильев - Наш собственный конец света

Так закончился тот день.

Последующие повторяющиеся дни он приходил к пустому перекрёстку. И с горьким пониманием того, что её больше нет, рыдал сидя на том самом месте, как в тот раз.

Здесь больше не было ничего, как и той машины, стоявшей в стороне с насмерть перепуганным водителем. Сергей знал, что время утеряно и её уже не вернуть.

«Но только не сегодня! — продолжало кричать сознание. — В этот раз все будет по-другому! Я успею, я догоню ее до того, как она выйдет на тот грёбанный перекрёсток и смогу удержать… Я вырву её из этой петли! Вырву живую! Она не умрёт!»

— Мария! — С этим именем на своих устах Сергей выскочил из белой мглы под призрачный свет уличного фонаря, еле пробивающийся сквозь пелену снежной метели.

«Нет», — пронеслась в его голове.

Он упал на колени и обхватив себя уже ничего не чувствующими руками, заплакал, сотрясаясь от беззвучных рыданий.

«Неужели всё это бес толку, — думал он. — И нет ни единственного шанса обмануть судьбу? Я же вышел раньше, впервые не стал терять время на поиски ее сумки. И всё равно опоздал»…

— Зачем же тогда ты приходишь, — еле слышно бормотал Сергей, сотрясаясь от холода. — Зачем мучаешь меня, если тебя невозможно спасти?

«Прости меня любимая. Я и в этот раз ничего не смог. Прости».

Он сидел на коленях, обнесённый снегом, и прижимал окоченевшие руки к груди. Метель терзала его бесчувственное тело и уносила вдаль одно немое слово, раз за разом слетавшее с его недвижимых губ.

Давно перегоревшая закопчённая лампочка под потолком качнулась от сильного порыва ветра, ворвавшегося сквозь разбитое окно. Заледеневшая штора скребла о стену, а её нижний край утопал в запорошившем пол снегу.

Комната была пуста (впрочем, как и весь дом) уже пять лет.

Совсем не хотелось оставаться одному, в этом совершенно не знакомом мне городе.

Черт. А так хотелось поскорее закончить школу и пойти учиться в училище, обучаться будущей профессии… Но…

— Знаешь, не нужно думать о доме, — сказала успокаивающе мама. Она видела мою грусть и, даже, некое отчаяние в глазах и на лице. — Мальчики из твоей комнаты очень даже не плохие. Я думаю, что вы поладите. Все будет хорошо.

Хотел бы я на это надеяться. Хотя, чего я боюсь? Да, какого…

Все новое меня всегда страшит. Я боюсь этого и, если есть возможность, я всегда стараюсь отсрочить эти моменты. Но это не тот случай.

Я уже студент. И, попытаться отсрочить это, значит быть вышвырнутым из училища.

Я идиот. И чего я боюсь? Я привыкну. Я обязательно привыкну.

Вокзал автобусной станции был пуст, ну… если не считать кассира за второй кассой, продавца, в отгороженной и абсолютно неуютной конурке, набитой всем, чем только можно, и женщины, готовой за три рубля пустить вас в туалет. Ну и, разуметься, я и моя мама.

В помещении было неуютно и холодно, от чего меня сотрясал озноб, хотя мои мысли были склонны к тому, что знобило меня вовсе не из-за прохлады в зале, а из-за того, что мне вот-вот предстоит стать самостоятельным.

Черт. А я ведь мечтал об этом. Но, к сожалению, сбывшиеся мечты почти всегда дают не тот результат, которого ты ожидаешь.

Мне почему-то вспомнилась песня группы «Алиса». По-моему, она называется «Театр теней».

Но она ничуть не соответствовала моему настроению. Мне даже хотелось плакать, так я не желал вступать в новую жизнь.

— Ты привыкнешь и потом даже не захочешь приезжать домой. — Мама улыбнулась. — Нет, конечно, домой ты приедешь с удовольствием, но тебя уже будет тянуть обратно в общежитие. Это как я, когда училась. Мне все хотелось домой, а приеду, уже тянет обратно. Тебе просто нужно привыкнуть.

Знаешь, немного трудно привыкать к тому, чего почти не желаешь. И я почти это сказал, но в последний момент все же проглотил эти слова. Все-таки это личное. Да я и сам пока еще полностью не разобрался со всеми своими чувствами.

Здание наводило тоску. Тоска наводилась на печаль, оставленную отъездом мамы и тем, что я вступаю в новую жизнь, независимую от родителей.

В залу вбежал мальчик лет двенадцати и, заплатив женщине за столом три рубля, зашел в мужскую уборную.

Появилась молоденькая девушка с девочкой восьми лет, и они обе подошли ко второй кассе. В готическом помещении ее слова разлетелись по всем углам, в результате чего, как мне кажется, даже тот мальчик, который был сейчас в туалете, услышал, как девушка попросила билеты до Москвы на послезавтра.

Кассирша сразу же завозилась с бумагами.

Мама молчала, да и мне собственно не слишком хотелось ее сейчас слушать. Что очень странно, ведь мне до дрожи не хотелось, чтобы она уезжала.

Девушка с ребенком получила билеты и подошла к мини-ларьку, что был чуть правее кассы.

В здание вошел широкоплечий мужчина. Он вынул из кармана черной кожаной куртки невероятно маленький мобильник-раскладушку и, набрав номер, подошел к большому списку маршрутов всех автобусов.

Я не стал вслушиваться в его разговор по телефону и перевел взгляд на вошедшую женщину с большой сумкой на колесиках. Оставив сумку возле одной из скамеек, она подошла к кассе и попросила билет до моего города. Но ей, как и моей маме двадцать минут назад, ответили, что билеты будут продаваться только по прибытии автобуса.

Я взглянул на карманные часы и отметил, что автобус прибудет через пять минут.

Женщина подошла к скамейке, возле которой оставляла сумку, и тяжело опустилась на сидение.

Мне вдруг захотелось, чтобы автобус никогда не пришел. Я очень не хотел оставаться один. Мама это понимала. Но ничего не могла поделать.

Тоска и грусть сплелись в моем мозгу в длинный и толстый шнурок. И опять мне почему-то вспомнилась песня «Театр теней».

В театре теней сегодня темно.

Театр сегодня пуст.

Но это все, что я сумел вспомнить из начала, но в основном в голове вертелось это:

Дух огня,

Начни игру,

Нам не начать без тебя.

В алых языках ритуального танца

Закружи гостей.

И все. Но к чему эти слова?

Я вообще не помню, о чем эта песня, то есть ее смысл. И не представляю, почему она привязалась ко мне именно сейчас.

Дух огня,

Начни игру,

Нам не начать без тебя.

Черт…

На станции уже не было так пусто. Люди все прибывали и прибывали, и казалось, этому потоку не будет конца.

Подъехал автобус. Явно тот, на котором минут через десять уедет моя мама и, как минимум, та женщина с сумкой на колесиках.

Девушка с девочкой, которые так и не ушли, подошли к окошку кассы и, сквозь возмущенный рокот скопившейся толпы, что-то спросила. Но теперь ее голос растворился в возмущении десятков голосов. Получив ответ, девушка взяла ребенка за руку и пошла к выходу.