Александр Васильев - Наш собственный конец света

В громкоговоритель что-то пробурчали, и я с трудом сумел понять, что это позвали к окошку кассы тех людей, которым нужно было уехать на только что прибывшем автобусе.

Моя мама протиснулась первой.

«Я не хочу здесь оставаться!» — кричало во мне отчаяние.

И этот крик готов был прорваться сквозь горло, оповещая всех ожидающих в очереди и главным образом мою маму.

На глаза навернулись слезы.

И вдруг стало темно.

Я сначала подумал, что потемнело у меня в глазах. Но, приглядевшись, я увидел вокруг себя лишь тени, застывшие во времени.

Закружилась голова. Зато озноб, сотрясавший все это время мое тело, вдруг исчез, к сожалению, сменившись страхом.

Что же… Черт…

Все замерло, и не просто замерло, а превратилось в затемненные силуэты. Все вокруг меня стало…

В театре теней сегодня темно.

Театр сегодня пуст.

Все превратилось в некий «Театр теней».

Приглядевшись, я сумел различить маму, застывшую с билетом в руках. Взглянув из окна на улицу, различил два силуэта девушки и ребенка, которые замерли, соскакивая с последней ступеньки. Различил автобус, но сидящие в нем пассажиры уже слились с его фоном.

В театре теней сегодня темно…

Какого черта она ко мне привязалась?!

Я еще раз посмотрел на девушку с ребенком, но различить их уже было очень сложно.

Там больше не было никакого фона, там было темно…

Театр сегодня пуст…

Я посмотрел на очередь возле кассы и не сумел ее различить. Но я видел кассу, ее силуэт вырисовывался очень четко, будто прибавили немного света.

Хотя и вправду его стало немного больше.

За окном я увидел автобус и даже различил силуэты спинок сидений в окнах, но я не увидел ни одного человека.

Все пропали. Все.

Я стоял один посреди зала ожидающих, где тени приобретали все более отчетливые формы. Но они были по-прежнему лишь силуэтами, тенью без красок, имеющей трехмерное изображение.

Я стоял посреди пустого необычного театра теней и тщетно пытался понять, в чем дело.

Но когда до меня вдруг дошло, что вместе с людьми исчезла и моя мама, то я перестал искать смысл. И лишь стал звать, выкрикивать слово «мама». Но почему-то я осознавал, что это бесполезно, что она больше не отзовется и не придет меня успокоить.

Я остался совсем один. Черт знает где…

Но…

Но… Разве мне не этого хотелось?.. Отделиться от всего… Оказаться там, где никого нет…

Нет! Я этого не хотел!

Но так ли это?

Дух огня,

Начни игру,

Нам не начать без тебя.

А что будет после этих строк?

В алых языках ритуально танца

Закружи гостей.

Почему в моей голове закружились эти строки? Почему?! И чем это все обернется? Что произойдет?

Меня бросило в жар. Но уже через секунду я понял, что все тени стали ярко-алыми с пляшущими на них языками пламени. И это пламя заняло все.

Я начал гореть, но я не чувствовал боли.

Что это такое?! И как это все объяснить?!

Почему…

Я чувствую себя…

Таким свободным?..

Дух огня,

Начни игру,

Нам не начать без тебя.

— Андрей, ты где? — обеспокоено произнесла женщина с билетом в руках.

Как только она отошла от кассы, к окошку подскочила женщина с сумкой на колесиках и взяла билет на такой же маршрут.

— Андрей!!!

В алых языках ритуально танца

Закружи гостей…

— И где это?

В кабинете врача было не уютно, хотя выглядело все по-домашнему: диван, пара мягких кресел, на одном из которых и сидел задавший вопрос, красивый письменный стол, за которым сидел врач, разглядывающий черно-белый снимок головного мозга.

— Доктор, — Валерий встал с кресла, но взгляд человека в белом халате заставил сесть его обратно. Парень взглянул на обклеенные голубыми без рисунка обоями стены, задержал взгляд на небольшой картине с осенней листвой, и со смешанными чувствами опять посмотрел на врача. — Она очень большая?.. ее можно вырезать?.. доктор, не молчите!

Человек в белом халате отложил снимок на край стола и со смятением посмотрел на Валерия. Больной не выглядел раздражительно, но его состояние приближалось к депрессии.

— Она находится в левой лобной доле и краями захватывает два нехороших первичных участка. Это зона Брока, слуховая и зрительная кора головного мозга. И, к сожалению, опухоль находится в последней стадии, и продолжает расти. Сейчас мы уже ничего не можем сделать. Вдобавок ко всему она пережимает небольшой сосуд и здесь мы тоже без сил.

Доктор замолчал. Говорить такое было сложно. Ему всего однажды приходилось выдавать подобный диагноз, и тогда перед ним сидел его младший брат, которого почему-то так напоминал Валерий. До постановки диагноза, он так же был весел и жизнерадостен, и спокойно отдавал себя в руки врачей и нутру исследовательских агрегатов, сканировавших его тело. Он не боялся ничего.

Но…

Рак! В этом и прошлом случае — это приговор, и он будет по хлеще смертной казни, потому что ты не знаешь, когда умрешь, и насколько сильны будут твои мучения.

Они были похожи. Доктор смотрел на Валерия как на брата. Даже их реакция на поставленный диагноз была одинаковой.

Валерий встал, подошел к столу и взял снимок головного мозга, в левом нижнем углу которого было отпечатано его имя. Разумеется, для него это оказалось китайской грамотой.

— Сколько мне осталось? — спросил он, кладя снимок обратно на стол.

— К сожалению… — Доктор замялся, перехватив взгляд синих глаз Валерия. У его брата глаза были карими, но смотрели они так же, ожидая ответ на главный вопрос. — Поймите… В данный момент… Учитывая все анализы… Я бы не дал вам и недели.

— Выпишите мне нужные лекарства…

— Он очнулся! — раздался откуда-то крик.

Валерий приоткрыл глаза, и яркий свет ударил по его еще слишком чувствительной сетчатке, веки тут же сомкнулись.

— Доктор, взгляните, он очнулся, — произнес где-то рядом приятный женский голос.

— Валерий, — услышал он свое имя, но его уже произнес мужской голос с сильным баритоном. — Вы меня слышите?

Хотелось ответить, но язык не поворачивался, и все что он смог это чуть приоткрыть рот и глаза. В поле ослабшего зрения появились два размытых пятна.

— Вряд ли он слышит, — тихо произнесла девушка. — Я думаю, он даже ходить не сможет: слишком уж обширный участок захвачен опухолью.

— Давайте думать буду я, — строго произнес баритон. — За эти два года его опухоль не продвинулась ни на миллиметр.

— Ему же томографию год назад только делали, откуда вы знаете?

— Он жив, зрачки сужены, реакция на свет есть, он приоткрыл рот…

— Что… со… м… мной? — спросил Валерий, пытаясь пошевелить хоть чем ни будь, но усилиям поддавалась лишь нижняя челюсть и то с трудом, да кое как ворочался язык.