Ален Гри - Неправильный Египет

Нет. Она сильная.

Альберт, Света… и в один день со Светой во сне тихо ушёл дед Николай Андреевич. Наконец, Тома. Люда уже была в курсе расценок похоронного бюро, запомнила имя отчество кладбищенского сторожа, называла по именам и кличкам местных копателей, уже были знакомы ей оградки, тропки и могилки. Жуткие знания, никому не пожелаешь. Вон неподалёку, почти у самых клёнов, лежат деревенские соседки, странные бабульки Дарья и Ульяна Егоровы.

Два взрослых дерева возвышались над этим печальным царством. Дождь, а потом и ночной мороз вместе сделали своё дело, и ветви, покрытые наледью, выглядели зловеще и сюрреалистично на фоне сизого неба. Большая стая крупных ворон шумно копошилась на земле под кленами. Люде показалось, что от небольшой толпы провожающих отделилась тень, похожая на юную девушку в средневековом платье. А может, воздух был слишком туманный и влажный, или двоилось в неспавших, замытых слезами глазах?

Полупрозрачное темное марево устремилось к земле и обернулось чёрным котом, который, сильно пригнувшись, принюхиваясь, осторожно приближался к птицам. Вороны заметили крадущегося кота, пронзительно каркая, резко поднялись в воздух, и осели на ледяных ветках, бросив на земле перья и окровавленные костяшки – остатки пары своих сородичей. Порыв зимнего ветра обдал зловоньем разложения, которое, впрочем, через секунду улетучилось. Кот зашёл за дерево, и больше Люда его не видела. Вороны паниковали, поглядывая одним глазом вниз, а потом, заглушая всё и вся, дружно покинули кладбищенские деревья. Их еще долго было слышно. Поначалу Люду проняла лёгкая оторопь. Но ввиду последних событий, стоит ли удивляться?

– Не люблю я котов, ба. Не будем больше котов заводить. Знаешь, я от Васьки всё время уставший был, – Петя разоткровенничался. Люда поправила ему шапку.

– Васька? Да коты здесь не при чём, Петруша. Здесь что-то другое.

Нет. Она не одна. С ней теперь Пётр. И уж его-то нельзя подвести. С самого отъезда Томы Петя очень изменился, отлично кушал, чувствовал себя хорошо и был бодрый, много болтал и спрашивал, как и положено восьмилетнему ребенку. Она даже снова отправила его в школу. Новости о смерти матери он вовсе не удивился, не плакал, только странно посмотрел на Люду и спросил: «Ты меня не оставишь?»

Нет. Она его не оставит.

Петрушу Яхсис почувствовал сразу, ещё во дворе, когда мальчик возвращался с другом со школы. Яхсис (благополучно переименованный Тамарой в Василия) просто подошёл и ласково потёрся о его ноги. Яхсис Петрушу очень полюбил, берёг и ел медленно. Петр был с рождения одарен максимально сильными тремя из трёх НИА* и быстро восстанавливался. Яхсис сообразил, что, находясь в этой семье, он не останется голодным, и, кроме того, на горизонте маячил реальный шанс попасть на желанные египетские земли именно через этих людей.

Кот. Странное существо. Попробуйте объяснить с рождения слепому человеку, что существует синий цвет. Возможно ли, чтобы он вас понял? Невозможно объяснить обычному человеку, как общаются и считывают мир коты. Людям не дано этого понять, так как нет такого слова в человеческой речи, ни на одном языке земного мира, а слово отсутствует, потому что … Потому что слепой от рождения никогда не поймёт и не увидит, что такое «синий».

Это одна из причин, по которым Яхсис вошёл в эту кошачью тушку. Быть человеком стало хлопотно, если хочешь бесконтрольно и свободно передвигаться и жить дольше положенного. Он достаточно колесил по Евразии, его тянуло в начальный пункт. Яхсис «видел» мальчика через двадцать лет: Петя сменит имя и фамилию. Фамилию возьмет бабушкину, вместе с её характером и жизненным кредо, имя интуитивно выберет себе сильное – Владимир. Ему досталось здоровое сильное тело матери, упертость и трудолюбие отца, правильные классически мужские черты лица и математический склад ума от деда, папы Альберта. «Возможно, еще пересечёмся», – довольно улыбаясь, размышлял Яхсис.

А вот таких, как Тома, Яхсис не ел. Даже будучи сильно изголодавшимся, его воротило от мысли питаться такой посредственностью, к тому же, ни одной из НИА у нее не было вообще, а эмоциональные всплески были жалкими, задушенными. Над такими, как Тома, Яхсис любил шутить. Он вспомнил обгрызенную руку Альберта в кастрюле и острозубо улыбнулся.

Когда-то здесь был большой мегаполис, который современные люди назвали Фивы. Солнце упало, как водится в Египте, быстро, и наступили сумерки, создавая выгодно загадочный антураж Карнаку. Яхсис лежал на прохладном камне и слушал гида. Обычно гидами работали только местные жители, иностранцев нанимать на такие должности не имело смысла: зарплату высокую платить, визу рабочую делать… Но Фаня Брониславовна была предводительницей одиноких дам от бальзаковского до пенсионного возраста из Одессы, и сама проводила им экскурс по Карнаку.

– Вы слышите этот непрерывный стук молоточка по камню? – таинственно дребезжала Фаня, и все прислушались к динамикам, из которых доносилась звукозапись, – это древние мастера набивают на колоннах иероглифы. Они тщательно и кропотливо, сантиметр за сантиметром, таки внедряют имена своих правителей и их деяния в историю. Пройдемте, мои хорошие, один взгляд на тайну вверх, второй – под ноги, шоб ноги были целые, тутошняя кладка страшно похожа на кладку нашего выпившего дяди Жоры… Вы спросите меня, шо это за жуки? Это скарабеи. Символ богатства, солнца, жизни в древнем Египте. Даже теперешние жители свято верят, шо потрогать скарабея – к большой удаче, богатству и долгожительству… Беллочка, не трите жука, вам не поможет, а руки запачкаете. Где Зина? Я таки устала вас считать, мне за это никто не доплачивает, я конечно ожидала, шо домой могут вернуться не все, но, девоньки, не в первый же день! Какая киса! Похожа на мою покойную бабу Маню, смотрит так, как будто я у нее последнюю котлету отобрала.

Фаня лукаво подмигнула Яхсису. Кот смотрел на неё с презрением и снисходительной улыбкой. «Это просто игра воображения между синевой египетской ночи и яркой искусственной подсветкой колонн.» Но говорить больше не хотелось. Она прошла несколько шагов медленно и молча, вспоминая, на чем остановила свой рассказ о древней цивилизации.

Яхсис слушал и испытывал странные чувства. С одной стороны, ему было жаль людей, которые не знали и никогда не узнают, что и как здесь происходило на самом деле; с другой стороны, он презирал людей за их глупые нелогичные выводы и исследования; ему было обидно, что имя его никому неизвестно, навеки стерто, старательно уничтожено, как и многие другие яркие имена…