Анатолий Пеннер - За гранью земной жизни – второй шанс

– Так ты же вспахал-то всего несколько гектаров, – язвительно замечает Мефистофель.

– А пшеницу так и вообще не сеял. Всё время на подхвате был. Кормилец ты наш, хлебороб великий. Дальше ты в электрики подался. Вот это, наверное, как раз для тебя было. Ходи себе с умной рожей, ничего тяжелей отвёртки поднимать не надо. Райская жизнь!

– Это совсем не так. Представление о том, что все электрики бездельники, совершенно неверное.

– Ну понёс. Слышали мы уже всё это. Короче, с карьерой до сорока лет у тебя полный нуль. Тоска зелёная. Перейдём к бабам, то есть к любви. О, да тут вроде интереснее. В четырнадцать влюбился, ей тринадцать. Так-так, а в четырнадцать она наверняка уже родила. Странно, ничего такого здесь нет. Даже секса не было. Чем же это вы занимались тогда?

– Первый год мы только переглядывались, – поясняет Иваныч.

– Как это? – недоуменно спрашивает Мефистофель.

– Ну я на неё посмотрю, потом она на меня.

– И всё?

– Всё. Раз она на меня смотрела, значит, я ей тоже нравился. А тогда мне и этого хватало.

– Детский сад, – бурчит Мефистофель. – Ну а через год?

– Через год мы начали встречаться.

– Не надо мне ничего рассказывать, – окончательно разочаровавшись, останавливает Иваныча Мефистофель. – Почему-то мне кажется, что и здесь ничего интересного не будет. Лучше я в досье посмотрю. Так. Первый год. Секса не было. Второй год. Секса не было. Третий год. Секса не было. Четвёртый год. Ушёл в армию. Ты что, евнух что ли? Чем же ты с ней занимался эти три года?

– У нас же любовь была! Чистая и светлая. Мы гуляли, держались за руки и разговаривали. Позже уже и целовались.

– И всё?

– Ну в общем-то да.

– А как на счёт того, чтобы за пазуху залезть, под трусики? – насмешливо спрашивает Мефистофель.

– Но это же было бы пошло, пошло и гадко.

– А что с гормонами? Тебе же семнадцать лет было! После свиданий, наверное, дрочил так, что руки дымили. Онанист несчастный. Ты что, никак не мог врубиться, что с девочками можно не только на звёзды глядеть.

– Время было такое. Время чистой любви и романтики… – мечтательно говорит Иваныч.

– Время? Да это же были семидесятые, – напоминает ему Мефистофель, – время сексуальной революции. К нам сюда грешники поступали, которые такое вытворяли! Во всей преисподней никто никогда такого не видел.

– Это на гнилом Западе. У нас в Союзе такого не было.

– Да? У вас на партийные дачи презервативы грузовиками завозили. Девушки на фестивалях под иностранцев как под танки бросались. Твои же одноклассники в старших классах занимались этим по полной программе.

– Ну это переростки. Мои одногодки были такими же, как и я. Нас так воспитали.

– И кто же вас такими воспитывал?

– Как кто? Государство. Великий и могучий Советский Союз! – гордо изрекает Иваныч.

– И это государство говорило вам, что секс – это пошло и гадко?

– Ну не на прямую же. Школа, книги, фильмы – всё это говорило нам, что любовь – это большое и светлое чувство. О сексе там ничего не было.

– Значит, как всегда, виноваты партия и правительство? – насмешливо спрашивает Мефистофель. – А анекдоты похабные вы друг другу не рассказывали? Фотки порнографические не разглядывали? Романтики недоделанные. Ну ладно, сами вы ручным творчеством занимались, а о девочках вы думали? Что они хотели?

– Девочки были такими же, как и мы.

– Да? А у меня здесь написано, что через месяц после того, как тебя в армию призвали, у твоей подруги был страстный роман с одним молодым человеком. Настоящий, греховный. Ты, значит, охранял её, а она познавала радости плоти. Молодец, приготовил девочку и благородно отошёл в сторону. Очень романтично. Ну что ты на это скажешь?

– Значит, её время пришло, – благодушно произносит Иваныч.

– Ага, она полюбила его душой и телом. Большой и чистой любовью. Так что ли?

– Сердцу не прикажешь.

– Конечно, конечно, – злорадствует Мефистофель. – Только эта большая и чистая любовь не помешала ей через год выйти замуж. За другого. До чего ты девку распалил за эти три года. Два года, два мужика. Недурно для начала. А может, и не для начала, может, у неё уже до этого кто-нибудь был. Во время вашей большой и чистой любви. Ты любил, так сказать, духовно, а он физически. У тебя там в то время рожки не проклёвывались? Жаль, про это здесь ничего не написано.

– Но это же моё досье, почему там так много о ней, да и ещё не имеющего ко мне никакого отношения?

– Да это ангелы там наверху развлекаются, – поясняет Мефистофель. – У них же там тоска смертная. Вот они ваши досье и почитывают. Напоролись на вашу большую и чистую любовь и решили посмотреть, чем она закончилась. Взяли данные из её папки, сделали приписку, сравнили и в волю повеселились.

– Чего же тут весёлого?

– Ну, такого придурка не каждый день встретишь. А вот и комментарии, хочешь послушать? – ехидно спрашивает Мефистофель.

– Читайте, – с напускным равнодушием соглашается Иваныч.

Мефистофель язвительно ухмыляясь читает:

– Какие они в то время были наивные…

Это же надо. За три года ни одной попытки!..

Стопроцентный дебил…

Да, ещё тот лопух…

– Вот это мне нравится! – веселится Мефистофель. – Вот это в точку. Лопух, самый настоящий лопух.

– Ну лопухнулся я, с кем не бывает. Почему же сразу дебил?

– Что дебил, что лопух – невелика разница, – злорадствует Мефистофель. – Хорошо, посмотрим, что там дальше. У меня такое предчувствие, что ты ещё не раз оправдаешь своё высокое звание. Лопух ты наш раскидистый.

Так, из армии вернулся, а девок нет, поразъехались. Ну правильно, чего ждать таких лопухов…

Ага, нашёл одну, молодец. Дружили три месяца. Секса не было. Инициатор разрыва, девушка…

Ты что издеваешься, дружили они. Тебе же уже двадцать один был. Какая дружба? Два вечера погуляли – и в кровать.

– Так этой самой кровати-то и не было.

– Как это?

– Ну негде было, – поясняет Иваныч. – Домой не приведёшь. У неё тоже народу полно. А на улице весна, снег ещё лежит.

– Хреновому танцору всегда кое-что мешает, – ворчливо замечает Мефистофель. – Да подстелил бы полушубок и завалил бы её на снег, недотёпа.

– Представляю, я иду с ней гулять и полушубок с собой волоку. И вообще, с вами всё в порядке?

– В каком смысле?

– Да вы же сексуально озабочены. У вас у самого, наверное, с этим проблемы! – раздражённо заявляет Иваныч.

– Опять хамишь, это же моя работа – в грехах ковыряться.

– А кроме секса что, грехов нет?

– Это у тебя-то? – насмешливо отвечает Мефистофель. – Ты что убил кого-то? Или изнасиловал, мальчик ты наш нетронутый? Пару раз Бога не вовремя помянул, сквернословил, да на жён чужих заглядывался, но так ни разу и не попробовал что-нибудь предпринять. Вот и все твои грехи.