Ольга Онойко - Рождённый в СССР [сетевая публикация]

Саша улыбнулся и не ответил.

Я понял, что он и не собирался со мной спорить. Укусил и отошёл — понаблюдать за реакцией.

Мать у Нины была оборотница-лошадь, а сама Нина по дару волшебница. Наверно, в отца. Когда у неё в последний раз получалось волшебство, я не знаю. Возможно, ещё в школе. Волшебницы редко оказываются в таком положении, как она. Оборотни как раз часто… Всё же семья решает.

Иногда не решает.

Саша, который теперь выглядит как принц Уэльский, — сын нищих и необразованных родителей. То, как резко и в одночасье переменилась жизнь братьев, нельзя назвать везением: родителей они потеряли, а родители любили их и заботились, как могли. Но довелось мальчикам взять пару уроков по магии у профессора университета — и судьба их понеслась вскачь, а закончилась скачка опёкой в хорошей семье и элитным лицеем с магическим уклоном.

Я давно подозреваю, что решает на самом деле магия. Доказать не могу, но мысли такие вертятся.

— Я всё-таки иду в магазин, — сказал я.

Когда мы вышли, Нины уже не было.

— Вам помочь? — Саша кивнул на мои пакеты.

— Буду благодарен.

Саша забрал один. Выглядел он с пакетом картошки чуть менее аристократично, сам это заметил и улыбнулся.

— И о чём же вы хотели меня спросить, Саша?

Чёрный ворон поразмыслил.

— Начну издалека. Мы переехали в квартиру Ирины Константиновны и перевелись в школу рядом с домом.

Это было не совсем так. В школе рядом в домом, в районной, работаю я. Но дело, конечно, не во мне. Мальчиков устроили в лицей. Впрочем, он тут тоже недалеко, пешком минут двадцать.

— Само собой. И вы в одном классе, как близнецы.

— Да. У нас есть одноклассница, Таня Семёнова. Она часто болеет. Мы расспрашивали других. Проверили журналы посещаемости. Раньше она почти не болела. Всё выглядит так, словно она начала болеть, когда в классе появились мы. Нам это не понравилось.

— Кто Таня по дару?

— Волшебница, — ответил Саша и зачем-то уточнил: — Светлая.

Он выглядел очень сосредоточенным, как будто взвешивал каждое слово.

Они проверили журналы, надо же… Пришло же в голову!

— Чем она болеет?

— Обычные простуды. Но постоянно с осложнениями. Какие-то воспаления. Конъюнктивит. Незаживающие ссадины.

— Падение иммунитета? Это может быть просто подростковый возраст.

— Это может быть порча, — возразил Саша, — осознанная или нет. Нам не нравится совпадение.

— Таня наверняка много раз была и у врача, и у целителя. У неё ведь есть мама и папа.

— Родители в разводе. Врачи ничего не нашли. Целитель нашёл точку слабости, но не смог идентифицировать. Это может быть что угодно.

— А давно ли был развод?

— Понимаю, — Саша кивнул. — Давно, восемь лет назад. Отец с матерью в ссоре, но Таню оба очень любят.

Я помолчал. Мы прошли перекрёсток.

— А чего вы от меня хотите, Саша? Я не целитель.

— Да, — сказал ворон, — вы клирик. Защитить от зла вы можете, даже не зная, в чём это зло заключается.

Вот как? Ну… в конце концов, это правда. Но всё же удивительно, что об этом подумал Тёмный подросток.

— Мы хотим проверить, — продолжал Саша. — Если дело в нас, мы готовы стерпеть от вас затрещину. Потом мы переведёмся в другой класс. Если дело не в нас, тогда мы хотим выяснить.

Я ответил не сразу. Признаться, я был озадачен.

— А с Ириной Константиновной вы говорили?

— Да. Она сказала, что мы должны разобраться сами, если решили, что это наше дело.

— А зачем вы… то есть почему вы решили, что это ваше дело?

Саша остановился и внимательно посмотрел на меня.

— Пока наша рабочая гипотеза, — проговорил он медленно, — что причина в нас. Если у нашего присутствия могут быть такие побочные эффекты… это плохо. Нам надо научиться лучше себя контролировать.

— А вы не пробовали, ну, скажем, прогулять пару недель? Для эксперимента.

На лице Саши промелькнула странная гримаса, и вдруг он как-то весь переменился. Другими стали осанка и взгляд. Он словно сделался ниже ростом. У меня мурашки пробежали по коже: я понял, что всё это время воспринимал Сашу как взрослого мужчину. А ведь передо мной был двенадцатилетний мальчик.

— Мы очень много пропускали раньше, — сказал Саша нехотя. — Нас даже собирались зачислить в младший класс. Нам трудно нагонять. И Ирина Константиновна будет недовольна. Пожалуйста, посмотрите. Это ведь не займёт много времени.

— Хорошо, — сказал я, — я помогу.

Мы договорились встретиться в пятницу после уроков. В пятницу я как раз заканчивал раньше. Обычно я на седьмом уроке уходил в лаборантскую при кабинете химии и там в тишине и покое проверял письменные работы, но это безболезненно можно было перенести.

В учительскую я, признаться, вообще не хожу, если только кто-нибудь не зовёт. Меня там всё время отвлекают и куда-то дёргают. А у директрисы от моего вида возникают в голове странные прожекты — например, назначить меня трудовиком у мальчиков, раз уж я мужского пола. Я ничего руками делать не умею! Всё роняю и порчу. Так бывает, и от пола это не зависит.

У братьев вместо седьмого урока были дополнительные занятия по математике, а у Тани — спортивные танцы всё в том же лицее. Они заканчивали одновременно и потом обычно долго стояли и болтали во дворе. На всякий случай Саша прислал мне в мессенджер её фотографию.

Почему-то я ожидал увидеть серую мышку. Оказалось, ничего подобного. Красивая яркая девочка с ослепительной улыбкой. На фото она была ужасно накрашена — так, кажется, принято на танцах.

…На каждой учительской конференции кто-нибудь обязательно задаёт вопрос — честно, не помню ни одной конференции без этого вопроса, — почему Тёмных и Светлых детей не разведут по отдельным школам или хотя бы отдельным классам.

А вот, собственно, для этого.

Чтобы дети могли дружить между собой, не обращая внимания на оттенки. Чтобы научились гасить конфликты в детстве, когда никто ещё не может причинить другому серьёзного вреда. К тому же подавляющее большинство учителей — всё-таки Светлые. И это правильно. Пусть у каждого Тёмного будет в детстве Светлый авторитет… Хотя на самом деле мало кто умеет себя так поставить. Но пусть будет хотя бы один — этого достаточно.

Я закончил урок, отвёл Еву в лаборантскую и передал нашей «химической» Римме Валентиновне, предупредил обеих, что сегодня ухожу и уже не вернусь. Ева — моя ученица, берегиня, вообще-то Ефросинья, но от «Фроси» её так коробит, что это просто видно. У неё неплохие родители, но в однокомнатной квартире пятеро детей, самому младшему полгода, другому — три, и учить уроки дома Ева не может. Иногда она и в лаборантской их не учит, а просто спит на столе. Я предлагал принести ей старый спальный мешок Ульяны, но она застыдилась и отказалась.