Александр Карнишин - Миниатюры [Сборник; СИ]

— Б-г подаст! — привычно ответил ему, пробегая мимо и посматривая на часы. Поперек проспекта колыхались праздничные растяжки: «Слава Б-гу!» — прочитал он выписанное золотом на синем полотнище и разулыбался еще больше, вспомнив ее утренние слова. Ах, любовь… Выскочившая из-за угла большая черная машина со скрипом тормозов остановилась в полуметре от его коленей.

— Ф-фух…, — выдохнул он. — Спаси, б-г…, — и размашисто перекрестился.

— На б-га надейся, а сам не плошай, — раздалось из открывшейся двери. — Ты куда с такой мордой довольной с утра идешь? Ты же по сторонам не смотришь совсем! Хорошо, машина у меня новая, тормоза…

А если бы грузовик? Счастливый твой б-г, а то ведь костей бы не собрал!

— Б-г защитил бы, — отмахнулся герой рассказа.

— А вон и гаишник…

— Ну, б-гу б-гово, а кесарю, как говорится… … Бог слушал, слушал все это, пока не надоело, а потом раздвинул тучи, громыхнул молнией, да как закричит страшно:

— Б-га нет! Нет и не будет больше б-га!

— …, воздух, …, как весной, …, …, …! — сказал он, выйдя на улицу, вдохнув широко и тут же прикурив первую сигарету.

— Ага, …, …, просто …, …! — подтвердила она, следя за летящими в ярко-синем небе лохматыми облаками.

— А мы, …, …, …, на работу, как …, пидорасы, …!

— Зато, …, …, пятница, …!

— Что, …, …, …, …?

— И чо, …, …, делать, …, вечером?

— Праздник, …!

— Весна? …, …, …!

— Весна, — подтвердил он, и, подчеркивая эмоциональность текста, грязно выругался.

— А что, милейший, правду ли говорят, что когда начались события нехорошие в Египте, и напуганные европейцы прекратили свои поездки, и египтяне объявили о снижении цен на туризм, то наши туда рванули буквально валом?

— Точно так-с… Так все и было. Буквально валом.

— Хм… А вот когда эпидемия страшная объявилась в Мексике, и даже поговаривали о закрытии границ и прекращении полетов туда, то опять, говорят, наши валом кинулись в туры по сниженным ценам?

— Просто рвали друг у друга, просто хоть на аукцион выставляй!

— И когда арабы с иудеями сцепились, и в тот район правительства всех стран не рекомендовали ездить своим гражданам, и чуть не рухнул рынок туризма, то именно наши там оказались? И опять — толпой, что ли?

— Да-с, ваше сиятельство!

— Ну, иди, иди, пожалуй. Благодарю за помощь.

— Рад стараться! …

— Ну, что скажешь, министр? Все слышал?

— Так, ваше сиятельство, это же показывает на храбрость нашего народа!

— Я о другом. Ты вот с Кавказом справиться все не можешь, а я тут тебе подсказки даю. Ну, думай!

— Не понял…

— Вижу, что не понял. Объявить народу о резком снижении цен на кавказские сафари. Мол, лицензия на отстрел одного боевика теперь будет стоить смешные деньги — обдумай там сколько конкретно.

— И?

— И все, дубина ты стоеросовая! И — все. И не будет проблемы. Как заполонили Египет, как спасли Мексику, как гуляли под выстрелами в Палестине, так наши толпой как ломанутся на Кавказ… Лицензия-то — со скидкой!

— Я не могу, просто не могу больше! Эта серая масса, это быдло, эта гопота несносная лезет всюду, размножается, завоевывает, захватывает, жрет в три горла, поет странные песни, говорит на странном языке, когда слова и буквы вроде похожие на наши, но понять ничего нельзя…

— А ты сделал, как я советовал? Надо было написать на стене крупно: «Мене, текел, фарес». И гулко хохотать ночью.

— Это я ли не хохотал? Да я так хохотал… Только они хохотали громче. А там, где я писал страшные пророческие слова, они писали свои, еще более страшные, потому что вовсе не пророческие. Они изрисовали все стены во дворце! И снаружи и внутри!

— Та-ак… Неучи. Ничего не знают из истории… Ну, а собаку? Ты показал им собаку Баскервилей?

— Все сделал: страшную собаку, фосфор, все светится страшно…

— И?

— Они с гоготом и свистом гонялись за ней, пока она не забилась под мостки у ручья. И не вытащить теперь. Визжит, скулит, машет лапами и даже пыталась укусить меня, когда я хотел ее достать.

— Настоящее быдло. Они и этого не читали… Может, показать им трех всадников Апокалипсиса?

— Было. Кричали «лошадка! лошадка!» и загоняли до бесчуствия.

— Затмение?

— Закоптили все стекла в доме, и скопом смотрели на солнце.

Радовались, когда оно совсем скрылось. Собаки воют. Птицы умолкли. А эти радуются!

— Что еще делал?

— Участкового вызывал, так они его побили, говоря, что «Нургалиев разрешил». Сманил гопскую компанию с другого края города — мол, подерутся и станет их меньше. Ага. Как же… Они подружились и теперь все живут здесь. Им вместе хорошо…

— Можно еще крайнее средство…

— Крайнее?

— Выкати ты им водки. Столько, чтобы до полного посинения. Водка — она ж дешевая.

— И что с того?

— А похмелиться утром не давай. Верный способ. Выведутся, как и завелись — моментом.

— …Ну, ты зверь…

— Не хочешь. Жалеешь, значит… Ну, тогда пиши афишу. Завтра после обеда — концерт классической музыки. Присутствие всех проживающих — обязательно.

— Думаешь, классическая подействует?

— Думаю, хватит просто афиши. Главное, выдели цветом и шрифтом: музыка — классическая, явка — обязательна.

— И все?

— И все.

Встретились за пивом идиот, параноик и шизофреник. Параноик предупреждал всех о том, как все плохо, а будет еще хуже, шизофреник талдычил свое, никого не слушая и всех перебивая, а идиот моргал глазами и ничего не понимал. Но психика — вещь странная. И параноик, уходя, почувствовал себя идиотом, шизофреник задумался о своей паранойе, а идиот, укладываясь спать, был уверен в своей шизофрении.

— Я, наверное, жениться буду… Ну, понимаешь, все так хорошо у нас… Что скажешь, пап?

— Постой, не торопись. Я вот тебе сейчас тестик один… Вот…

Предположим, с ужина она все к тебе прижимается. То грудью, то рукой, то ногой. То присядет на колени и обнимет. То поцелует невзначай. То потрется, как кошка. Ты, конечно, сразу в душ.

Помылся, побрился, зубы почистил, постелил свежие простыни. Лежишь, значит, ждешь. А она не идет. Ворочаешься. А ее нет. Потом прибегает, нагибается, целует в лоб и говорит, что по телевизору идет классный фильм, и она его досмотрит. Ну?

— Вот черт… Прибил бы!

— Рано тебе жениться. Ты еще не понял, что для женщин все это — просто так. Просто приятно поласкаться. И никакого секса… Поймешь — женишься.

Она сидела на кровати и плакала. Молча и безнадежно. Крупные слезы скатывались одна за другой по щекам, иногда щекоча верхнюю губу, и тогда она слизывала соленую слезу розовым языком, всхлипывая и вздрагивая.