Рафаэль Лафферти - Дни, полные любви и смерти. Лучшее [сборник litres]

Утка была божественная. Отлично приготовленная, сочная, с богатым вкусом. Ровня тем птицам, что водятся в весенней стране Святого Суккулента. (Что? Разве есть страна, которая носит такое имя?)

Четверо благородных мужей (облагороженных в силу стечения обстоятельств) ели с тем, что в дни другого рода можно было бы назвать смаком. Они поглощали королевскую птицу, щедро сдобренную фруктовой мякотью, тертыми орехами и перцем, политую сидром, умащенную елеем и маслом северного оленя, которое называется… (минуточку!)…

– А вы знаете, что утка-пеганка – мистическое создание? – спросил Чак Бойвол, не переставая шумно жевать (никто не смог бы наслаждаться такой королевской пищей тихо). Бойвол вел себя так, будто знал большой секрет.

– Вовсе она не мистическая, – парировал Адриан, хотя и знал, что говорит неправду. – Обыкновенная европейская утка.

– Не только, – со значением сказал Бойвол. – В дни другого рода она была бы необыкновенной.

– Ты о чем, Бойвол? – спросил Остер Лист. – Что за дни другого рода?

– Ну, например, те дни, которые у голландцев называются краанцоммер – журавлиное лето. Думаю, вы согласны, что дни другого рода, внекалендарные дни, привязаны скорее к месту, чем ко времени?

– Мы не можем согласиться даже с тем, что такие дни есть, – сказал Кристофер.

– Вот Зубы Дрейка [137] Зубы Дрейка – острые прибрежные скалы пролива Дрейка между южными частями Атлантического и Тихого океана, к югу от мыса Горн, куда редко заплывают корабли из-за частых бурь. , например, видят редко, но о них, по крайней мере, знают, – произнес Адриан Гор как будто не своим голосом. Казалось, собственные слова изумили его.

– Дрейк, по сути, то же самое, что Дракос, то есть дракон, – пробормотал Кристофер Фокс. – Я хотел сказать что-то еще, да вылетело из головы.

– Официант, как называется этот великолепный соус, с которым повенчана наша утка? – спросил Остер Лист в радостном волнении.

– Соус «Дракон», – ответил официант.

– Ну так в чем же заключается мистическая необычность этой птицы, Бойвол? – обратился к другу Кристофер.

– Кажется, я забыл, – отозвался Чак. – Давайте начнем дискуссию с обсуждения моей – нет, нашей – забывчивости. Остер, у тебя нет с собой доклада «Амнезия, или Дыры в карманах бесшовного костюма»?

– Не помню. А что, я его готовил? Сейчас гляну в карманах.

Тем временем на горе, на громыхающей горе некие дерзкие и комичные личности из кожи вон лезли, только бы навлечь на себя гнев Божий – и выиграть у него по очкам. Это была опасная игра. Пророки яростно молились, истекали кровью и дрались со страстью. Они боролись за то, чтобы спасти дни другого рода, со страхом и гоготом, с дрожью ужаса и смеха.

Тем утром громыхающая гора выглядела странно. Она не касалась земли. Между землей и подножием горы зиял просвет, в котором парили орлы. А день – что это был за день? Может, первый понедельник гусиной осени? А может, не понедельник? Может, четверг или тыквеница?

Утро было ровно такое же, как и некоторое время назад. Это помнили орлы, это помнили облака. А вот борцы-пророки помнили это смутно, потому что частично утратили память.

Помните, что написано на священных шкурах? «Если вера твоя сильна, скажи горе: „Поднимись и ввергнись в море“, – и так и будет» [138]. Ну так вот, в то утро они тоже попытались. Некоторые из великих пророков и борцов, отличавшиеся особой верой. Они изо всех сил, радостно напрягли свои мускулы и голосовые связки и заставили гору подняться и ввергнуться в море.

Но гром небесный велел водам отступить. Воды отказались принять гору. У пророков и борцов было достаточно веры, а у океана – нет. Кто же будет смеяться последним в это святое утро?

Они вечны, они в расцвете сил, но в народе их часто называют «братья дедов». Великие пророки, люди молитвы и борцы – сейчас они там, на горе. Один из этих бесстрашных был индейцем, и он пытался начертать индейский символ на самом Боге. Бог, однако, похож на туман, так что чертить на нем невозможно.

– Мы будем бороться, – сказал индеец Богу-туману, – бороться, чтобы увидеть, кто из нас станет повелителем этого дня. Говорю тебе, поток из одних только обычных дней недостаточно густ. Не хотел бы учить тебя тому, как ты должен делать собственное дело, но иногда кому-то приходится брать на себя роль учителя. Кроме обычных дней, должны быть особые, изобильные дни. У тебя они есть, я уверен, но ты держишь их спрятанными в мешке. Значит, я должен бороться и вырвать у тебя один такой день.

Они боролись так, как только может бороться с туманом человек, залитый потом и кровью. Но индеец победил – отобрал у Бога день и сам стал повелителем этого дня.

– Это будет день травы, – произнес индеец. – Не такой, как твои сухие, бескровные дни.

Он долго лежал, обессиленный, сплетя пальцы вокруг выигранного дня; и сила вернулась к нему.

– Ты столько твердишь о том, что отмечаешь все-все, даже падение птицы малой [139] Ср.: «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца нашего» (Мф. 10: 29). , – сказал индеец Богу. – Смотри не забудь отметить и этот день.

А дальше случилось вот что. Бог отметил день, ради которого с ним сражался индеец, но отметил на другой священной шкуре в другом месте, а не на той обычной шкуре, где отмечал обычные дни. Так день, выигранный индейцем, стал одним из внекалендарных дней.

Пророки, борцы и другие молящиеся тоже были на горе. Например, были чернокожие, которые сражались за дни кукурузы и дни слоновой кости. Были островитяне с коричневой кожей: они стояли за дни соленой рыбы и дни дикой свиньи. Были розовокожие люди из северных лесов, они ходили по сосновым иглам и смоле. Были корявые жители болот и горожане из больших городов. Все они пытались побороть Бога со страхом и гоготом.

Некоторых обезглавили и четвертовали, части их тел с яростью были брошены на землю: говорят, им не хватило определенных качеств для победы или что их сила иссякла. Но другие, и таких большинство, вырывали у Бога великие дни, дни расцвета, дни зимородка, дни медхензоммер (летних девушек), дни святого Гервасия, дни индейского лета. То были изобильные дни, полные любви и смерти, дни, бурлящие исступлением и кровью. И все они были отмечены на особой священной шкуре и потому стали внекалендарными.

– Внекалендарные дни, – говорил Чак Бойвол. – Красивая идея, и мы почти ее доказали. Времена года, которые не значатся в календаре! А ведь есть, наверное, целые многослойные эры, которые так же выпадали. Ледниковые периоды, например. И даже не выпадали – выпадают.

– Но ледниковые периоды – это абсолютная реальность. Они настоящие! – настаивала Хелен Хайтауэр.