Рафаэль Лафферти - Дни, полные любви и смерти. Лучшее [сборник litres]

Вот как рассказывают.

Один комментарий к этой погребальной истории. У шелни все умершие заботливо похоронены. При этом хорошо видно, что могилы выкопаны не шестипалыми руками шелни, а сильными, когтистыми семипалыми лапами скоки. То есть скоки-могильщик – не просто сказочный персонаж. При этом сами скоки, превосходящие шелни – хоть и незначительно – в развитии, своих соплеменников не хоронят.

К тому же вы не найдете останков шелни, пролежавших в земле больше тридцати лет. Беспорядочно лежащих или ископаемых шелни нет вообще, хотя останки остальных местных видов не редкость.

А вот вторая сказка (записанная в тот же день).

Вот как ее рассказывают.

Жила-была женщина – ни шелни, ни скоки, ни лягушка. Небесная женщина. Однажды она шла с ребенком на руках и села отдохнуть под деревом. А под тем деревом жили шелни. Когда она встала, чтобы идти дальше, то по ошибке взяла ребенка шелни. А ее ребенок как раз спал. Потом пришла женщина-шелни, чтобы забрать своего ребенка, и не поняла, что произошла ошибка и это ребенок небесного народа.

– О, как странно порозовела у него кожа и ввалились глаза! – удивилась женщина-шелни. – Отчего бы это?

Она унесла его к себе, и с тех пор он живет у шелни. А те со временем перестали замечать, что он не такой, как все.

Никто не знает, что подумала небесная женщина, когда принесла домой ребенка шелни и взглянула на него. Но она оставила его у себя, и ребенок рос очень милым, милее многих.

На следующий год этот юный шелни гулял по лесу и вдруг сказал:

– Я не чувствую себя небесным человеком. Тогда кто я? Я не утка и не лягушка. Если птица, то какого вида? А больше и быть-то некем. Может, я дерево?

Для этого были основания. Мы, шелни, действительно слегка похожи на деревья и даже умеем чувствовать, как деревья.

Потому этот шелни пустил корни, покрылся корой и очень старался быть деревом. Он стойко переносил тяготы древесной жизни. Его обгрызали козы и гобнии, лизали шершавыми языками коровы и кромии, по нему ползали слизняки, на него гадили твари без названия. А некоторую часть его отпилили на дрова.

Зато он чувствовал музыку: она овладевала им, распространяясь от пальцев ног вверх до кончиков волос, и он понимал, что именно этой музыки ему раньше не хватало. Эту музыку – а ее исполняют на кувшинофлейтах и зубьях поющих вилок – вы слышите прямо сейчас.

А потом птичка объяснила ему, что он никакое не дерево, но перестать расти как дерево было уже поздно. «В норе под корнями поселились твои братья, сестры и родственники, – сказала птичка. – И где им жить, если ты перестанешь быть деревом?»

Так и стоит это дерево – прямо здесь, над нашим убежищем. Оно – наш брат, который потерялся и забыл, что он шелни.

Именно так об этом рассказывают.

На второй день я заметил, что Холли еще сильнее напоминает шелни. Она становилась похожей на любых созданий, которых мы изучали. Холли считала, что шелни наделены разумом, и я отчасти с ней соглашался. А вот соответствующий параграф в Базовом руководстве утверждал обратное:

«…стремление наделять шелни разумом возникает, по-видимому, из-за их отдаленного сходства с человеком. Тем не менее они медленнее грызунов проходят лабиринт. Не так искусно манипулируют задвижками и защелками, как земные еноты или астероидные рохоны. Они уступают обезьянам в умении обращаться с инструментами и склонности к имитированию. Способность находить пищу и выживать в сложных условиях у них гораздо хуже, чем у свиньи или харзла. По умению передавать и использовать опыт предков – а это необходимое качество для развития интеллекта – они примерно на одном уровне с черепахами. Их „речь“ лишена внешнего правдоподобия говорящих птиц, а их „музыка“ примитивнее звуков, издаваемых насекомыми. Из них получаются плохие сторожевые собаки и никуда не годные пугала. Словом, общественное движение против шелнифагии, при всей своей возможной искренности, основано на ошибочных предпосылках. И напоследок приведем слова космонавта одной из ранних экспедиций, который однажды вопросил: „Ну а на что еще они годны?“»

Что ж, трудно не признать: шелни не так умны, как крысы, свиньи или харзлы. И все же я испытываю к шелни – естественно, не без влияния Холли – несравненно большую симпатию, нежели к крысам, свиньям, енотам, воронам и им подобным. Однако нет в мире существа более беспомощного, чем шелни.

Как они вообще сходятся?

У шелни много разных песен, но ни одной романтической – в нашем понимании, разумеется. По сути, они так и остаются детьми до самой смерти. Их сексуальные отношения, похоже, характеризуются или полным незнанием, или крайней застенчивостью.

– Винсент, я не понимаю, как они размножаются, – сказала Холли на второй день (то есть вчера). – Они живут, значит должны рождаться. Но как эти робкие легкомысленные трехлетки создают пары и производят потомство? Ни из их легенд, ни по манере их поведения этого не понять… В легендах у них дети всегда найденыши. Новорожденных находят под голубикой (так я перевела слово, которое, возможно, обозначает сорт винограда) или – попеременно, в другие циклы – под кустами рябины или на огуречной грядке. С позиций здравого смысла можно предположить, что они – плацентарные живородящие. Но стоит ли апеллировать к здравому смыслу, когда изучаешь гоблинов?.. Бытует легенда, что по ночам они выскакивают из земли, как грибы. Якобы женщина-шелни, которая хочет ребенка, должна купить у скоки грибковый корешок и посадить в землю. И на следующее утро у нее будет ребенок.

Вчера утром Холли выглядела подавленной. Оказывается, она увидела рекламку нашего спонсора – производителя готовых завтраков «Поющая свинка» – и сильно расстроилась.

«Поющая свинка! Детвора в восторге! Питательная новинка! Персонаж детских стишков в консервной банке – это интригует! Настоящее мясо настоящих гоблинов! Ни жира, ни костей! Найдите на этикетке счастливое число – и получите точную копию флейты шелни. Спешите первыми подать к столу „Поющую свинку“ – мясо настоящих гоблинов. Добавки: кукурузный крахмал и стопроцентно натуральные ароматизаторы».

Ну что тут скажешь? Вот такая реклама на нашем родном Мире. А нам нужно продолжать записывать шелни.

– Винсент, не знаю, как шелни появились, но чувствую, скоро их не станет, – вздохнула Холли. – Надо торопиться! Еще не знаю как, но я сделаю так, чтобы их не забыли.

В тот день (то есть вчера) Холли попросила шелни сыграть на зубьях. «Раньше они не согласились бы, – объяснила она. – На зубьях не играют в первый день знакомства». У шелни нет струнных инструментов. Вместо струн у них зубья – вибрирующие камертоны вроде вилок. Шелни играют на многозубых камертонах, как на арфе. Корни дерева при этом выступают резонаторами, так что даже листья вверху издают музыку. Сами вилки сделаны из очень крепкой, но легкой древесины. Для затачивания зубьев в ход идут кремнистый сланец и известняковая мука. Думаю, это древесина в ранней стадии окаменения. Игра на вилках обычно следует за игрой на кувшинофлейтах. Баллады, исполняемые под эту музыку, навевают грусть, которая противоречит детской простоте текстов.