Кассандра Монтег - После потопа [litres]

После ужина Уэйн преподнес нам всем сюрприз: достал гитару, сыграл несколько баллад и моряцких песен. Не особо люблю Уэйна, но в тот момент почувствовала к нему расположение. Он ведь старался всех развеселить.

Поверх плеча Уэйна заметила Абрана. Он стоял, прислонившись к стене возле камбуза, и мрачно курил трубку.

Уэйн заиграл быструю джигу. Перл вскочила со стула и стала дергать Дэниела за руку, вытягивая его танцевать. Наконец он уступил. Встал около стола, рядом с музыкантом. Уэйн быстро притоптывал в такт мелодии. Джесса хлопала в ладоши. Дэниел стоял на месте, а Перл взяла его за руку и закрутилась вокруг него. Ни дать ни взять планета, вращающаяся вокруг Солнца. Дэниел медленно поворачивался вокруг своей оси и держал руку Перл, а та все кружилась и кружилась. А Дэниел глядел на Перл с восхищением и нежностью.

Я сидела и разговаривала с Томасом. У него быстрый, математический ум. До этого встречала такой только у людей постарше. Они наблюдают этот мир так, будто накапливают о нем данные, а потом на их основе формулируют вопросы. А Перл воспринимает мир так, будто прислушивается к далекому, едва различимому звуку. Словно у нее есть третья рука, которой она может дотронуться до невидимого.

Томас рассказал, что перед Шестилетним потопом был экологом и работал на правительство.

– Изучал изменения уровня солености в океане, – печально рассказывал Томас. Сразу было видно, что он гордился своей работой и теперь скучает по ней. – Когда защитил докторскую диссертацию, папа лопался от гордости. Начинал я с философии, но потом захотелось чего-то более конкретного, более практичного. Папа работал сварщиком. Еще школьником я помогал ему в мастерской. Прошли годы, правительство развалилось, я мигрировал в Колорадо и снова занялся папиным ремеслом, а не своим делом. Люди нуждались в лодках и новых зданиях высоко в горах. Мастера, работавшие по металлу, ценились высоко. Вот я и стал одним из них.

– Значит, ты изучал океан? – спросила я. – Как ты думаешь, эти потопы… может быть, они – начало…

– Начало конца? – догадался Томас.

Я кивнула.

Томас прищурился, будто вглядывался во что-то далекое.

– Как знать? Но… Сказать, что меня больше всего удивило? Уровень солености изменился не так сильно, как следовало ожидать. В разных океанах он периодически колебался, но в среднем оставался постоянным. Отчасти это явление можно объяснить изменениями в осадочных породах на океанском дне, вызванными возросшей частотой землетрясений. Свою роль сыграл и увеличившийся уровень содержания углекислоты. Но одних этих причин мало. Так и не разгадал, в чем дело. Источник выявить не удалось. Поэтому возможно, что объяснение кроется в гипотезе Геи [9].

– В какой гипотезе?

– Больше двухсот лет назад зародилась теория, ее называют гипотезой Геи. Если в общих чертах, то вся живая материя Земли – это единый организм, работающий на то, чтобы поддерживать новую жизнь, создавать для нее благоприятные условия. Материя саморегулируется и борется с хаосом. Нет борьбы – нет жизни.

– И ты веришь в эту теорию? – спросила я.

– Если она соответствует действительности, у меня возникает много вопросов, – пожал плечами Томас. – Неужели все живые существа работают на поддержание жизни, а человек – единственный, кто наделен тягой к саморазрушению? Если предназначение живого – борьба с хаосом, означает ли это, что насилие и смута – наши вечные спутники, неотступные тени? Ведь одно не существует без другого. Агрессия – естественная реакция на враждебную среду. Выходит, агрессия – первооснова жизненной силы?

Я уставилась на него:

– Меня одно интересует: станет хуже или нет? Хотелось бы и дальше рыбачить.

– Рыбачь, а там видно будет, – мягко ответил Томас.

Марджан поставила на стол глиняные кружки и налила в них травяной чай. От напитка исходил горький запах. На дне лежали толченые листья одуванчика. Уэйн исполнил еще несколько песен и передал гитару Джессе. Та села в углу и по-быстрому сыграла пару баллад: так торопливо, будто не хотела, чтобы ее слушали.

Дэниел сел обратно за стол рядом с Абраном. Чем дольше они разговаривали, тем сильнее Абран повышал голос, заглушая тихие мелодии Джессы.

– Будем жить по принципу «кто не работает, тот не ест», – объявил Абран.

Он уперся локтями в стол и склонился над чашкой. Абран обхватил ее обеими руками так, будто боялся, что отнимут.

– А как же дети? Больные? Старики? – спросил Дэниел.

Перл сидела на полу перед Джессой и под музыку крутила мертвую змею. Получалось что-то вроде танца. Перл наловила много змей на теплых берегах Уортона. Еще несколько штук поймала в Сломанном Дереве. Но в горшке со змеями живых осталось мало. После каждой нашей трапезы Перл подогревала камни на огне, на котором готовила Марджан, и клала их на дно змеиного горшка. Я напоминала дочке, что во время плавания нам придется съесть всех ее питомцев: в Долине слишком холодно, они там не выживут.

– Чарли любит холод. Я его поймала в Яблоневом саду, – отвечала Перл. – И вообще, буду носить их на себе и греть, а потом устрою для них уютный домик.

Мы с Томасом приумолкли, чтобы послушать Дэниела и Абрана.

Абран закатил глаза и махнул рукой, будто стряхивал жука с ободка кружки.

– Больных и стариков у нас пока нет. Смысл вот в чем: чтобы получить свою долю, все должны вносить вклад в общее дело. Частной собственности не будет. Все будет общим.

Я прищурилась. Интересно, что против частной собственности выступает человек, ворующий общие припасы и обменивающий их на алкоголь. Видно, личное имущество не полагается никому, кроме него.

Дэниел сидел, закинув руку на спинку стула. Он приподнял брови и медленно отпил глоток чая.

– Серьезно? – улыбнулся он.

Уэйн грохнул кружкой об стол.

– Я так понимаю, ни правительства, ни другого какого руководства у нас тоже не будет?

– Разумеется, будет! – Абран сердито зыркнул на Уэйна.

Томас повернулся к Абрану:

– У нас ведь будет общее голосование? Разработаем свод законов?

– Я уже составляю наше законодательство. Потом обсудим. У меня есть кое-какие идеи.

Абран встал, чтобы налить себе еще чаю. Его руки дрожали. На висках выступили капли пота. Он утерся рукавом.

Мы с Марджан переглянулись.

– Хотелось бы взглянуть на эти законы, – произнес Уэйн.

– Я еще не закончил.

Абран наполнил кружку, поставил чайник и замер, упершись кулаками в стол.

– На корабле ты, может, и капитан, но это еще не значит, что на суше станешь королем, – произнес Уэйн и тоже поднялся из-за стола.

Тишину нарушало только поскрипывание керосиновой лампы, раскачивавшейся на крючке, и стоны канатов на ветру. Я потерла пальцем трещину на глиняной кружке. Края такие острые, что кто-то другой порезался бы, но мой большой палец так загрубел, что даже царапины не осталось.