Юрий Астров - Джинны пятой стихии [антология]

Как говорится, лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

…Начало этого сеанса повторяло предыдущее.

Баринов сел в кресло напротив нее, так же сложил руки на груди. Только вот журнального столика на этот раз не было между ними.

— Итак, Нина Васильевна, приступим, пожалуй… Да вы расслабьтесь, расслабьтесь!.. Смотрите мне в глаза… Освободите спину, освободите плечи… Вы отдыхаете… Все хорошо, все в порядке. Вы засыпаете, вы погружаетесь в сон…

И снова Нина поняла с первых же его слов, что уже находится в гипнотическом сне, что ее сознание больше ей не подчиняется, что сейчас Баринов начнет давать какую-то установку, скорее всего — вспомнить то, что скрывал в себе провал в ее памяти…

Нина прикрыла глаза.

Итак, что же с ней тогда произошло?.. Судя по тому, с каким напряжением и нетерпением Баринов ждет рассказа, да и вообще, судя по тому, что сеанс гипноза все же состоялся, с ней тогда случилось что-то явно неординарное. Но вот что?.. Ах, если бы не этот провал!..

Нина пыталась вспомнить, пробежалась мысленно по всему тому дню, начиная с самого утра и до позднего вечера, но ничего достойного внимания и чего бы она не помнила ранее, в памяти не всплывало. И она вопросительно посмотрела на Баринова.

— Павел Филиппович, вы спросили, что я помню о нашей поездке в Сосновку. Это важно?

Баринов кивнул напряженно и пододвинул ближе к ней микрофон на высокой стойке.

— Да в общем-то ничего особенного, — пожала Нина плечами. — Рассказывать?

— Да-да, конечно. Хотя бы вкратце. С того момента, как мы с вами вышли из электрички.

— Ну, кроме нас из вагона вышли еще две женщины с мальчиком лет семи и мужчина. Только они направились на станцию, а мы прошли весь перрон вперед, перешли через рельсы и оказались на проселочной дороге. О чем разговаривали, в точности не помню. Вы меня все интриговали, уверяли, что то место, куда мы направляемся, мне непременно понравится. Действительно, природа там красивая. Я ведь мало где была: приволжскую степь знаю, Тянь-Шаньские горы, Черноморское побережье Кавказа. А среднерусскую глубинку, можно сказать, первый раз увидела. Красиво — прямо Шишкин и Левитан… Ну вот, дошли мы до какой-то поляны, и мне что-то стало нехорошо. Наверное, солнце голову напекло, жарко ведь, хоть и средняя полоса. Я села в тенечке на поваленное дерево передохнуть, вы прошли посмотреть на тот странный дом, что стоял на краю поляны, почти по-над речкой. Потом молодой парнишка подвез нас к местной больнице… Честно признаться, я эти моменты плоховато помню, словно обрывки какие-то, клочки. Я действительно себя неважно чувствовала, но там, в палате, отдохнула и пришла в себя. И тут оказалось, что вы сами и ваша Лиза родом из этой деревни! Помню, как я тогда этому удивилась. Всегда почему-то полагала, что вы родились и выросли в большом городе, как минимум областном центре… Потом вы меня повели в дом Лизиного брата, Анатолия, по-моему. Нет-нет, Никиты, Анатолий — это другой брат. Потом стали знакомить со своей и ее родней. Только, признаться, Павел Филиппович, я почти никого не запомнила: их, извините, так много!.. Ну, сели за стол, выпили-закусили. Потом тетя Паша отвела меня к себе домой, у нее я и ночевала. А в обед следующего дня Никита отвез нас прямо в Москву. Переночевали в гостинице — и на самолет… Дальше уж совсем ничего интересного.

Нина рассказывала и видела, как каменеет лицо Баринова, как он сдерживается, чтобы не перебить ее, не задать какой-то очень важный, видимо, вопрос. Однако эксперимент есть эксперимент и нарушать его ход нельзя, уж это Нина усвоила твердо. И поэтому она, даже чуть скомкав рассказ, довела его до конца.

И, мысленно поставив в нем точку, подумала: «Вот теперь задавайте свои вопросы. Да только было бы о чем спрашивать!»

Она первый раз за все это время оглянулась.

Александра Васильевна и Игорь склонились над приборами, Любочка торопливо писала что-то, а Асии не было видно.

Нина снова перевела взгляд на Баринова, и в полутьме комнаты выражение его лица ей не понравилось. Какое-то не такое, не обычное. Недоволен он чем-нибудь, что ли? Но чем? Ее рассказом? Но она что-то никак не может сообразить — а что же, собственно, такого в ее рассказе? Что они ждали от нее? Может быть, она что-то упустила? Что-то очень важное?..

Странно, очень странно.

Откинувшись на спинку кресла, Нина еще и еще раз прокрутила в памяти эти сутки с небольшим… Да нет же, ничего из основных событий она не упустила! Может, что-то по мелочи, второстепенное?.. Ну так второстепенное им и остается. Потребуется подробнее — пожалуйста, тогда всплывет и то, что осталось за скобками. Пока же, как и просил Баринов, вкратце.

Она подняла голову и вопросительно посмотрела на него. В полутьме черты лица просматривались плоховато, и все же ей показалось, что на лице Баринова проступила явная, хотя и тщательно маскируемая растерянность. Но добавить ей больше нечего, теперь очередь за ним.

Баринов чуть пригнулся, заглядывая ей в лицо.

— Нина Васильевна, давайте вернемся немного назад. — Голос его звучал спокойно, только чуть в более замедленном темпе, чем обычно. И слова он выговаривал более тщательно, словно читал лекцию иностранцам, не в полной мере владеющим русским языком. Но, наверное, так и надо гипнотизеру? — Вы сидите на поваленном бревне и смотрите на дом. Ничего странного вы в нем не замечаете?

Нина слегка прищурилась, припоминая.

— Нет, ничего особенного. Просто большой бревенчатый дом, темный, почти черный, от дождей и от старости, наверное. Стена, которая смотрит на дорогу, глухая, совсем без окон. Крыша, по-моему, из досок, тоже черная и отливает зеленью, как будто мхом подернута. От углов вправо и влево тянется забор — высокий, прочный. С левой стороны мощные ворота, в них калитка. За ними виден краешек высокого крыльца под козырьком… Ну, кирпичная труба над крышей, на ней сверху такая зубчатая, резная корона блестит. Флюгер в виде петуха, тоже металлический. За домом, в глубине, ближе к речке, стоит несколько сараев… может, коровники или конюшни… Или сеновалы… Что еще? Ах да, еще из-за плетня виден колодезный журавель… Все, Павел Филиппович!

— Вы когда-нибудь раньше видели этот дом? Или похожий на него?

— Нет, исключено.

— Может, в одном из ваших снов?

— Нет, Павел Филиппович. Я бы помнила.

— Та-ак!.. Имя Марии Запеваловой вам о чем-нибудь говорит?

Нина подумала, покачала головой.

— Фамилия звучная, запоминающаяся. Но среди моих знакомых таких нет.

— Та-ак! — повторил Баринов и, выпрямившись в кресле, сделал знак рукой кому-то сбоку — Игорю или Александре Васильевне, Нина не поняла.

— Павел Филиппович, сигаретку можно?

— Не сейчас, Нина Васильевна, не сейчас. Сейчас нельзя. Потом, хорошо?.. А теперь садитесь поудобнее, расслабьтесь. Смотрите мне в глаза. Вы спокойны и сосредоточены. Сердце бьется ровно, пульс прекрасного наполнения. Вам не о чем волноваться и беспокоиться. Стоит прекрасный весенний день — голубое небо, белые облака. Вы поднимаетесь с бревна, не торопясь подходите по тропинке к воротам этого подворья. Что вы видите?.. Отвечайте!