Юрий Астров - Джинны пятой стихии [антология]

На похоронах Баринов не был. Хотя сознавал, что потом будет казнить себя за это, заниматься самоедством и так далее. Понимал, что малодушничает, ведет себя недостойно, попросту — неприлично… И все же…

Все хлопоты взял на себя Игорь — и по организации собственно похорон, и по кое-каким специфическим делам. Если возникали какие-нибудь сложности, смело действовал от имени Академии, значительно ссылался на ответственных товарищей из горкома и ЦК.

Не остались, конечно, в стороне и сотрудники вычислительного центра, где работала Нина.

Собственно, эти три дня Баринова продержали на строгом режиме в клинике, куда его привезла после аварии «скорая», — как он серьезно подозревал, не без влияния Лизы. И формально упрекнуть его никто не мог бы. Хотя, конечно, прояви он настойчивость — кто б его удержал?..

И вот уже двое суток он дома.

Буквально в первый же час его навестил Коровников. Словно ждал во дворе, когда он появится.

Заручившись поддержкой Лизы, он осмотрел-ощупал Баринова, что называется, с головы до ног, провел первый сеанс «исцеления». К молчаливому удивлению Баринова основное внимание знахарь уделил не треснувшим ребрам, не сломанным руке и ключице, даже не контуженным внутренним органам, а голове.

Потом они с Лизой о чем-то совещались на кухне, Баринов не слышал. Введенный почти часовыми манипуляциями Коровникова в полудремотное состояние, он лежал у себя в кабинете на диване, полностью без сил и желаний. И наслаждался тем, что больше ни единая клеточка его организма не болела — целитель постарался, полностью купировал любые болевые ощущения.

Подробно проинструктировав Лизу, как готовить и употреблять отвары из принесенных трав, Коровников пообещал наведываться ежедневно по утрам — до полного выздоровления. А перед уходом неуклюже пошутил: «Ничего, Павел Филиппович, не кручиньтесь. Через недельку польку-бабочку танцевать сможете!»

Физически Баринов чувствовал себя очень неплохо, даже можно было бы сказать, что хорошо. И рука действовала вполне прилично, и при вдохе-выдохе боли почти не ощущалось. Как отметила Лиза при очередном вечернем осмотре, «совместные усилия традиционной и народной медицины способны творить чудеса»…

Вот только от беспокойства и внутренней тревоги избавить они не могли. Еще в клинике возникшие, поначалу легкие и мало тревожащие, они нарастали с каждым часом и размывали, подтачивали сознание своей постоянностью… В народе верно говорят — как ржа…

Объяснений им Баринов не находил. Но без причины ничего не бывает, это аксиома. Есть следствие, значит, должна быть и причина. «После того — значит вследствие того». Так или вроде так утверждали еще древнеримские греки… Баринов натужно шутил сам с собой, отгоняя непрошеное состояние, но пытался со всей серьезностью докопаться до его истоков.

Афанасьева, ее нелепая гибель, причиной именно этого состояния быть не могла, он ясно отдавал себе в этом отчет. Нину Васильевну было жалко — до боли, до явных или скрытых слез, чисто по-человечески…

Год — немало даже для простого знакомства. Скажем, с соседом по лестничной площадке или с сотрудником профильной лаборатории. Но с соседом пару раз в неделю перекинешься несколькими фразами или ограничишься обыкновенным «здравствуйте!», с сотрудником — немногим больше. С ней же не было, пожалуй, дня, когда они не виделись. Иногда даже в субботу или воскресенье… Ну, за исключением известного периода… Умница, со своеобразным, весьма оригинальным мышлением и взглядом на мир, с тонкой оценкой окружающих, начитанная и эрудированная — было откровенно приятно находиться в ее обществе. Да и внешностью бог не обидел, как говорится. Что тут греха таить, можно было бы даже и влюбиться ненароком — так, втихую, без взаимности, разумеется, а значит, и без потерь, с одними приобретениями. Ибо ничто так не побуждает к подвигам, равно и к творчеству, как неразделенная любовь…

Теперь это в прошлом. Далеком теперь прошлом.

Строго говоря, серьезному, по-настоящему практикующему врачу к смертям не привыкать. Разница, что один их видит чаще, другой реже, но суть-то одна… У каждого врача есть свое кладбище, у кого-то больше, у кого-то поменьше.

Если уж совсем абстрагироваться, то следует ясно и недвусмысленно понять, что смерть в обществе распространена не меньше, чем рождение. На земном шаре за всю его историю количество смертей меньше количества рождений лишь на число ныне живущих — именно в данную минуту, секунду, миг. Не было, не случалось еще рождения без смерти, как и смерти без рождения — в приложении к определенному индивидууму, к популяции, к виду… ко всему живому на Земле.

Специалист-медик, специалист-биолог, да и то не всегда, потому что он в первую очередь человек, а потом уже специалист, может отрешиться от всеобщего настроения считать рождение и смерть взаимоисключающими явлениями. На самом же деле связи теснее не существует. Рожденный неминуемо умрет, умерший обязательно был рожден. Так на что сетовать? На кого и на что обижаться?.. Из глубокой древности пришла к нам удобная, емкая и универсальная формула: «Бог дал — Бог взял». Выведем за скобки понятие «Бог». Ни существование его, ни его отсутствие недоказуемо, все зависит от поворота мозгов человеческих. Однако ж и закоренелый безбожник, и махровый материалист смогут найти в ней великое утешение, вкладывая в понятие «Бога» свое понимание мироздания — великой Природы, великого Бытия и тому подобного…

Мы не боимся смерти, мы просто не хотим ее… Кто из великих так верно сказал? Не боимся, просто — не хотим. И миримся с ее неизбежностью.

Предотвратить рождение мы умеем, предотвратить смерть не научимся никогда.

…Как возникает беспокойство? Интересно, кто-нибудь исследовал это явление? Хотя бы чисто внешние его проявления.

Сначала внутри возникает легкий душевный дискомфорт. Он еще не осознается, но уже ощущается. А потом начинаешь не находить себе ни места, ни занятия. Беспокойство пульсирует, то откатываясь, оставляя легкий, не позволяющий забыться фон, то вдруг нарастает вспышкой — яркой и непродолжительной, но от нее перехватывает дыхание, и ты схватываешься, начинаешь бесцельно кружить по комнатам. Выйдешь в кухню, машинально закуришь у форточки, но после первой затяжки защиплет язык и запершит в горле, и раздраженно тычешь сигаретой в пепельницу, полную таких вот окурков, потому что курил последний раз буквально пять минут назад, а перед этим уже спалил две сигареты подряд… Через минуту забредешь в ванную и, намылив руки, бездумно уставишься на искрящуюся струю воды из блестящего крана… Беспокойство гложет и точит, а бессмысленность и беспричинность беспокойства раздражают все сильнее и сильнее. Потому что ни видимых, ни скрытых причин для беспокойства попросту нет. Даже погода не собирается меняться, и Луна в последней или первой четверти, или вообще сегодня новолуние…