Юрий Астров - Джинны пятой стихии [антология]

— Я понимаю, Паша. Только ты же ученый, черт тебя дери!

— А что это меняет? — вымученно улыбнулся Баринов. — Я ведь еще и человек — с нервами, с чувствами, с совестью.

Щетинкин впервые не нашелся что сказать. Он только крякнул и звучно и сердито захрустел пальцами. Потом внезапно спросил:

— Ты Вернадского давно перечитывал?

— Да уж давненько, — недоуменно отозвался Баринов.

— Тебе не кажется, что мы несколько однобоко понимаем термин ноосферы как «разумной оболочки» Земли?

— Трактовка общепринята, по-моему.

— Вот-вот! Общепринято, что человек — это часть биомассы нашей биосферы. А еще привыкли характеризовать ноосферу чисто техногенной деятельностью homo sapiens. Но не кажется ли тебе, что, развивая логику этих терминов, мы должны прийти к выводу, что биосфера ограничивается сферой жизни вообще, то есть жизни органической, как она есть. Ну а ноосфера должна в таком случае ограничивать сферу жизни именно разумной. Иначе говоря, должно быть некое внешнее взаимодействие всей биомассы планеты, и должно быть некое внешнее взаимодействие между собой всех особей, обладающих разумом.

— Непонятно, однако впечатляет. Особенно последняя теза.

Щетинкин подозрительно посмотрел на Баринова. Но тот был в меру серьезен, в глазах не просматривалось и намека на насмешку.

— Да-да! — слегка возвысив голос, повторил Щетинкин. — Именно так: все особи, обладающие разумом, должны быть связаны между собой неким внешним воздействием.

— Что же ты выдвигаешь на роль агента при этом взаимодействии?

— Поле, естественно. Биологическое поле.

— Ух ты! И где же оно? И каким «напряжометром» его меряют?

— Ну, знаешь! С тобой воистину невозможно разговаривать!

— Сергей, по совести, я не просил тебя заговаривать на эту тему. Извини, ты сам пришел.

Щетинкин сердито набычился и засопел.

— Да уж, сегодня с тобой говорить — предварительно каши наесться!.. Но ты меня знаешь, ухвачусь за что-нибудь, не отстану. Терпи. Выскажусь, а там черт с тобой! Повяжешь слюнявчик побольше — и пой во всю глотку Лазаря, мешать не стану!

Он достал большой клетчатый платок, громко высморкался, хотя никакой нужды в том не было.

— Слушай и внимай. Все мы знаем, что абсолютное большинство так называемых телепатов, ясновидцев и прочих экстрасенсов — шарлатаны и конъюнктурщики, часто просто психически больные люди. Это априори. Однако ж на протяжении столетий накопилось немало фактов и свидетельств, которые серьезный ученый не сможет отрицать ни огульно, ни доказательно. Они, эти факты, как заноза у современной биологии, биофизики, просто физики с математикой, а также у так называемого диалектического материализма. Их поэтому стыдливо стараются не замечать. Их обходят стороной. Естественно, ибо это проще!.. Так вот, я осмелюсь утверждать, что по счастливой случайности ты натолкнулся на объяснение этих явлений.

— Уволь, уволь! — Баринов поднял руки, словно закрываясь от Щетинкина. — Только телепатии мне и не хватало!

— Помолчи! — прикрикнул на него Щетинкин. — Я тебе слова не давал!.. Итак, продолжаю. По моему глубокому убеждению, жизнь характеризуется не только способностью к синтезу белков определенной структуры, не только способностью к обмену веществ, но и способностью создавать вокруг себя особое биологическое поле. И это есть тот самый качественный скачок от коацерватной капли, плавающей в протоокеане, к простейшему живому организму!.. Именно качественный! Неживой, неживой, неживой — и вдруг живой! Как так? В чем дело? А вот так: появилась способность к индукции биологического поля — и стала капля уже не мертвой, а живой! И появился первый организм… Поэтому под биосферой мы должны понимать область с наибольшим напряжением поля живых организмов, то есть биополя. Но можно быть живым, но не разумным… И вот здесь должен наблюдаться следующий качественный скачок. Неразумный, неразумный, неразумный — и вдруг появляется разум! Как так? В чем дело? А это у одного из множества разнообразных живых организмов на Земле, а именно у проточеловека, появилась способность индуцировать поле сознания, поле разума. Оно органически присуще каждому индивидууму вида homo sapiens. Без него homo sapiens просто вульгарный «хомо»… Так вот, суммарная составляющая этого поля и образует ту ноосферу, ту «разумную оболочку», о которой мы должны говорить. Иначе выражаясь, «ноополе» есть продукт мыслительной деятельности разумного мозга…

Баринов сидел, слегка подавшись вперед, повернувшись лицом к собеседнику, и отстраненно смотрел чуть мимо него — на портьеру, на которую проецировалась его голова. Но, собственно, и портьеру он не видел. Видя все, он не видел, в сущности, ничего конкретного, слыша Щетинкина, не слышал его. Смысл слов и фраз доходил до сознания, но никоим образом не анализировался; Баринов не утруждал себя вникать в то содержание, которое они несли.

Снова стало мучительно скучно и непередаваемо тоскливо.

«Черт бы тебя побрал с твоими теориями, — подумал он. — Сказаться больным, что ли, да уехать домой…»

Щетинкин вдруг расхохотался.

— Ты что? — резко отбросив свою отстраненность от всего, спросил Баринов.

— Да так, вид у тебя… Вроде ты у меня экзамен принимаешь, а я, по-твоему, порю ахинею, но «трояк»-то все равно ставить придется… Поэтому я лучше как-нибудь в другой раз. Когда у тебя мозги прочистятся.

— Надоело метать бисер?

— Не в этом дело… Слушай, у тебя чай подают?

Баринов с готовностью поднялся.

— Может, кофе?

— Э-э, нет. От него я дурею, а мне еще работать. Чай приличный есть?

— Наличествует еще запасец. Цейлонский устроит?

Он достал из серванта в дальнем углу кабинета большой заварочный чайник, чашки, включил электросамовар, а попутно говорил:

— Знаешь, Серега, не люблю я оставлять такие разговоры «на потом». Давай все же закончим, чтобы не возвращаться… Вот ты развернул передо мной теорийку. Предположим, что это не бредятина, не продукт маразматического сознания. Воображение у тебя богатое, я бы даже сказал, роскошное. Однако — «что мы будем иметь с гуся»?

— За «бредятину» и остальное я на тебя, Паша, не обижусь, не надейся, — живо подхватил разговор Щетинкин. — Понятно, что мысли я высказывал довольно-таки сумасшедшие, но не с кондачка и не с твоей подачи, кстати. Понимаешь, какая штука… Я ведь уже лет с десяток пытаюсь подступиться к человеческому мозгу — как патанатом, разумеется.

— Я знаю, — вставил Баринов. Он мягкими, неспешными шагами прогуливался по кабинету, посматривая на шумящий самовар. — Потому ее мозг я направил именно тебе.

— Я оставлю тебе кое-что, — Щетинкин открыл свой дипломат и достал бледно-синюю папку. — Посмотри на досуге, сделай милость. Тут некоторые соображения по поводу биополя вообще и «ноополя» в частности, кое-какие фактики из деятельности предсказателей, телепатов, ведьм, колдунов… За исключением того, что пришло мне в голову сегодня ночью. О нем опосля, если, конечно, тебя заинтересует.