Юрий Астров - Джинны пятой стихии [антология]

И только когда тот тяжело почти упал на скамейку рядом, поняла, что пришел-то он отнюдь не по собственному желанию. И опытом медика лишь сейчас осмыслила и его болтающиеся безвольно руки, и испарину на лбу, и блуждающий, замутненный болью взгляд.

— Ребята, вы не перестарались? — беспокойно спросила она. — Что с ним?

— Пока не знаю, вскрытие покажет, — небрежно отмахнулся Щетинкин. — Это, Лиза, и есть ефрейтор госбезопасности Шишок. Знакомы?

— Лично — не приходилось, но наслышана, — медленно сказала Лиза и повернулась к Шишкову. — Спасибо, ребята. Вот теперь я ему в глаза посмотрю.

Но Шишков, казалось, не слышал их слов. Он мешковато сидел на скамейке, часто и неглубоко дышал, всем видом показывая, что недалек от обморока.

Омельченко и Щетинкин на лавку не сели, остались стоять перед ними.

— Не придуряйся, мы здесь все медики. — Омельченко протянул руку и легонько развернул голову Шишкова к Лизе.

Шишков по-прежнему ни на что не реагировал. Омельченко выдержал паузу и, наклонившись к нему почти вплотную, негромко, но властно сказал:

— В глаза смотреть, на вопросы отвечать!

И кивнул Лизе, словно передавая эстафету.

— Итак, вопрос первый, — она обращалась непосредственно к Шишкову. — Где Павел?

Тот не отвечал, сидел обмякнув, держа голову в сторону Лизы, как повернул Омельченко, но бессмысленно уперев глаза ей в подбородок.

Омельченко и Щетинкин переглянулись. Затем Омельченко начал вкрадчиво:

— Говорят, ты учился на биолога, значит, все, что сейчас скажу, отлично поймешь. На теле человека много любопытных точек, и я как нейрофизиолог знаю большинство из них. С двумя ты уже познакомился. Я покажу тебе еще с десяток, от воздействия на которые ты будешь визжать как резаная свинья, но только в ультразвуке. Потому что перед этим я нажму на две другие, и ты лишишься голоса… А если будешь упрямиться дальше, то вот здесь у тебя есть еще одна интересная точка, — он протянул руку и коснулся основания шеи Шишкова. — Шесть секунд воздействия — и врач «скорой помощи», вызванной каким-нибудь доброхотом, констатирует смерть от кровоизлияния в мозг. Инсульт, короче. А патологоанатом подтвердит и причину смерти, и ее естественную природу. Шел себе человек и шел, почувствовал себя плохо, присел на лавочку… Понятно, сволочь?.. А теперь отвечай. Тебе задали вопрос, где Павел?

Шишков слабо зашевелился, пытаясь сесть прямо, натужно прокашлялся.

— Теперь уже в Москве, — хрипло сказал он.

— Вопрос второй — где Банник? — быстро спросил Омельченко.

— Они вместе.

— Что Баннику нужно от Павла?

— Он пригласил его для совместной работы.

Щетинкин саркастически рассмеялся:

— Смотрите, как здорово и даже благородно! Пригласил… Видели мы ваше «приглашение». Это Банник так приказал?

— Не надо было упрямиться…

— Решили, значит, силой… А если он и дальше откажется с вами сотрудничать?

— У Николая Осиповича есть способы заставить.

— Какие конкретно?

— Не знаю. Я не ученый.

— Подождите, ребята, теперь я, — вмешалась Лиза. — Где, по какому адресу могут держать Павла? В Москве? В Подмосковье? Где-то еще?

— Я не знаю. У нас несколько институтов и их филиалов в разных городах. Где, решит сам Николай Осипович.

Щетинкин и Омельченко снова переглянулись.

— Это что же, возрожденные бериевские шарашки? — вполголоса сказал Щетинкин.

— А похоже, они никогда и не исчезали, — так же негромко отозвался Омельченко. — Меняли масть, мимикрировали, вот и все.

Лиза быстро достала из сумочки записную книжку и авторучку.

— Диктуйте.

Шишков медленно, через силу принялся называть известные ему центры исследований — город, название, фамилия руководителя…

Омельченко и Щетинкин отошли на несколько шагов в сторону, продолжая неотрывно следить за поведением Шишкова. Урок ему, похоже, пошел впрок, никаких признаков, явных или потаенных, сбежать или как-то по-другому изменить ситуацию не просматривалось. Или очень хитрый, или серьезно сломанный… Ну, дай-то бог последнее.

— Что, отпустим с миром? — спросил Щетинкин.

— А что, в БЧК [9] БЧК — Большой Чуйский канал, самый крупный ирригационный канал Киргизии. Проходит через северную часть города Фрунзе. с кирпичом на шее? — несколько нервно ответил Омельченко. — Выпотрошим как следует, и пусть катится ко всем чертям собачьим…

— Ладно, черт с ним. Давай закругляться, а дальше — как намечали. Главное, Пашка жив-здоров, дальше дело техники.

— Жив — это хорошо, а вот здоров ли — не уверен. Химией его наверняка накачали по самые ноздри, а то и нейролингву применили. Иначе никак не вывезешь, разве что спецбортом… Значит, так: Лиза у вокзала берет такси, подгоняет сюда, мы садимся — и адью! Пациент пусть дозревает на лавочке.

В это время Лиза сделала им приглашающий жест.

— Все записала? — спросил Омельченко, подходя.

— Девять институтов, филиалов и лабораторий, — Лиза показала несколько исписанных листков записной книжки. — Наверняка есть и другие, но он говорит, что больше не знает.

— Отлично. Значит, так, ты сейчас иди, куда намечали, — глазами он показал в сторону стоянки такси, — а мы закончим с клиентом и пойдем вон туда, — и движением пальца указал на проезжую часть бульвара. — Дальше — как договаривались.

Лиза кивнула, поднялась с лавочки и, не оглядываясь, пошла центральной аллеей. Омельченко довольно усмехнулся про себя — молодец, Лизавета, все понимает как надо! Двинула не напрямую, а в обход, может показаться, что вниз, на Московскую, но никак не к вокзалу!.. Теперь полезно отвлечь Шишкова.

— Так, парень, а теперь покажи-ка свои карманы, нет ли там чего нежелательного, — повернувшись спиной к аллеям, он ловко обхлопал Шишкова, из нагрудного кармана пиджака вытащил красное удостоверение с тисненым гербом, из внутренних — небольшую пластиковую коробочку со шприцем, двумя иглами и двумя ампулами и записную книжку. — Это мы изымаем в качестве частичной компенсации. Так, Серега?

— Что, табельное оружие в номере? — спросил Щетинкин.

— Удостоверение верните, — жалобно попросил Шишков. — А оружие не ношу, только на операции.

— Я же сказал, в качестве компенсации. Не будешь им размахивать направо-налево, шпак!.. А вот это интересно, глянь, Серега. — Шприц выглядел вполне обыкновенно, а вот ампулы… Стандартные, по одному кубику, но запаянные кустарно и без надписей. — Что, ширяемся помаленьку, а, Шишок?

— Нет, — выдавил из себя Шишков. — Это спецсредство.

— На предмет?

— Внутримышечно. Сон — до двух суток.

— Во как! — удивленно произнес Щетинкин. — А ведь это, Боря, одна — для тебя, вторая — для меня.

За спиной Шишкова, на проезжей части бульвара, остановилась «Волга» с шашечками, рядом с водителем сидела Лиза.