Клиффорд Саймак - Ветер чужого мира [сборник litres]

Теперь же все клетки стояли красивыми рядками, а я потихоньку накрывал их брезентом, чтобы защитить от непогоды. И тут подошел Кемпер.

– Я побродил по округе, – объявил Кемпер таким тоном, что я сразу понял: он завелся не на шутку.

Но вопросов задавать не стал – все равно не ответит. С Кемпером приходится ждать, пока на него не найдет охота изречь следующую фразу.

– Мирное местечко, – сказал я и умолк.

День был нежаркий, ясный, солнечный. Дул легкий ветерок, равнина просматривалась до самого горизонта. И еще было тихо. По-настоящему тихо. То есть вообще никакого шума.

– Здесь совсем никого, – продолжил Кемпер.

– Не понял? – терпеливо сказал я.

– Помнишь, о чем я говорил вчера ночью? Что эта планета упрощена до невозможности.

Он стоял и смотрел, как я натягиваю брезент, – словно прикидывал, стоит ли делиться со мной новыми откровениями. Я ждал. Наконец он разродился:

– Боб, здесь нет насекомых!

– При чем тут…

– Ты прекрасно знаешь, при чем тут насекомые, – сказал он. – Выйди в поле на Земле. Или на любой землеподобной планете. Присядь, присмотрись и увидишь насекомых. В траве обязательно будут всевозможные насекомые.

– А здесь что, не так?

– Вообще никого не видно. – Он помотал головой. – Я ходил туда-сюда, ложился в траву раз десять, все в разных местах. Логично предположить, что если все утро ищешь насекомых, то обязательно их найдешь. Это неестественно, Боб.

Я продолжал возиться с брезентом. Сам не знаю почему, но при мысли об отсутствии насекомых мне стало слегка не по себе. Я не то чтобы любитель энтомологии, но Кемпер прав. Это неестественно. Хотя, если летаешь по разным планетам, будь готов столкнуться с чем-нибудь неестественным.

– Зато тут есть пчелы, – сказал я.

– Какие пчелы?

– Те, которых мы нашли в зверюге. Что, их тоже не встретил?

– Ни одной, – ответил он. – Но к стадам не приближался. Может, пчелы держатся рядом с ними.

– Ну а птицы?

– Ни одной, – повторил он. – Но насчет цветов я ошибся. На травинках есть крошечные цветки.

– Это чтобы пчелы не бездельничали.

Лицо Кемпера окаменело.

– Верно. Что, разве не видишь логики? Не видишь, как все спланировано?

– Вижу, – заверил его я.

Он молча помог мне накрыть клетки брезентом. Закончив, мы пошли в лагерь.

Парсонс готовил обед и ворчал на Вебера с Оливером, но те не обращали на него внимания. Они загадили весь стол обрезками, и вид у обоих был малость оторопелый.

– Мозга нет, – сказал Вебер таким обвиняющим тоном, словно на секунду отвернулся и мы с Кемпером тут же сперли мозг. – Не нашли. И нервной системы тоже нет.

– Это невозможно, – заявил Оливер. – Высокоорганизованное существо не способно прожить без мозга. И без нервной системы.

– Вы только посмотрите на эту мясницкую лавку! – гневно воскликнул Парсонс, не отворачиваясь от походной кухни. – Придется вам, ребятки, обедать стоя!

– Вот именно, мясницкая лавка, – согласился Вебер. – Насколько мы поняли, в этой туше с десяток видов мяса: рыбье, птичье, красное. Причем отличного качества. Может, даже змеиное найдется.

– Универсальная скотина, – сказал Кемпер. – Похоже, мы наконец-то нашли что-то дельное.

– Если мясо годится в пищу, – добавил Оливер. – Вдруг оно ядовитое? Вдруг от него все тело шерстью зарастет?

– Это уж сам разбирайся, – сказал я. – Клетки я спустил, стоят возле ракеты. Можешь издеваться над безвинными зверушками сколько душе угодно.

Вебер уныло рассматривал бардак на столе.

– Пока что мы провели поверхностное исследование, – объяснил он. – Нужно разобрать еще одну тушу, уже с пристрастием. И на сей раз без Кемпера нам не обойтись.

Кемпер мрачно кивнул. Вебер посмотрел на меня:

– Ну что, добудешь нам нового клиента?

– Конечно, – ответил я. – Без проблем.

И проблем действительно не оказалось.

Сразу после обеда к лагерю подошел еще один бычок – так, словно собирался зайти к нам в гости. Остановился в шести футах от стола, посмотрел задумчиво, а потом как по команде упал и умер.

Следующие несколько дней Вебер с Оливером едва находили время, чтобы поесть и поспать. Кромсали тушу на ломтики, проводили анализы и не верили собственным глазам. Спорили, гневно потрясая скальпелями. Иной раз чуть не плакали. Кемпер заполнял коробки предметными стеклами, а остальное время горбился над микроскопом.

Пока они работали, мы с Парсонсом шатались вокруг лагеря. Он собирал образцы почвы и пытался классифицировать травы – безуспешно, потому что разновидность травы тут была ровно одна. Еще Парсонс черкнул что-то в погодном дневнике, сделал анализ воздуха и попробовал составить экологический отчет, но тот вышел неприлично коротким.

Я же искал насекомых, но находил одних только пчел, да и тех рядом со стадами. Высматривал птиц, но их не было. Два дня кряду пролежал на пузе у ручья, пялился в воду, но не заметил никаких признаков жизни. Нашел мешок от сахара, приделал к нему петлю и еще два дня бродил по ручью с импровизированным неводом, но ничего не изловил – ни рыбешки, ни рака, вообще ничего.

К тому времени я готов был признать, что Кемпер оказался прав.

Фуллертон ошивался неподалеку, но мы не обращали на него внимания. Любой Студент постоянно ищет что-то сокрытое от простых смертных, и остальных это жутко бесит. Меня, к примеру, это бесит уже двенадцать лет.

Ближе к вечеру второго дня рыбалки Фуллертон подошел к ручью – посмотреть с берега, как я корячусь со своим неводом. Должно быть, стоял так какое-то время, пока я его не заметил.

– Тут ничего нет, – сказал он таким тоном, словно всегда это знал – а я, дурак, не знал.

Я оскорбился, и не только по этой причине.

Вместо обычной зубочистки Фуллертон жевал травинку – то правыми зубами пожует, то левыми.

– Выплюнь траву! – крикнул я. – Сейчас же, дурень!

Он озадаченно посмотрел на меня, выплюнул травинку и промычал:

– Никак не запомню. Видишь ли, это моя первая вылазка…

– А то и последняя, – в сердцах брякнул я. – Как будет минутка, спроси у Вебера, что стало с парнем, который сорвал листик и сунул его в рот. Да, рассеянность. Конечно, сила привычки. Но это не повод для самоубийства.

Фуллертон оцепенел.

– Теперь запомню, – сказал он.

Я стоял, смотрел на него и даже слегка жалел, что так жестко с ним обошелся. Но иначе было нельзя. Рассеянный человек, сам того не желая, способен покончить с собой сотней разных способов.

– Что-нибудь нашел? – спросил я.

– Все это время наблюдал за животными, – ответил он. – Есть у них одна странность. Поначалу я не мог сообразить какая…

– Странностей у них хоть отбавляй. Хочешь, перечислю?

– Я не про это, Саттер. Не про разноцветную шкуру, не про кусты, что на ней растут. Я про другое. Наконец-то я понял, что у них нет детенышей.