Манон Фаржеттон - Десять дней до конца света

Лора, сестренка, скорей бы к тебе.

– Эй, в двухстах метрах супермаркет! – кричит Сара, выставив палец, точно впередсмотрящий на носу корабля, завидевший на горизонте землю. – Кто чего хочет?

– Ты думаешь, в магазине что-нибудь осталось? – сомневается Валентин.

– Вот и проверим…

Валентин накрывает ладонью руку Лили-Анн.

– Ты идешь?

Она кивает, вешает на шею фотоаппарат, открывает дверцу. Что угодно, лишь бы не сидеть зажатой в угол на этом миниатюрном сиденье и воображать себе сценарии один другого хуже.

Она удаляется с Валентином в сторону супермаркета, присоединившись к длинной веренице людей – тут целые семьи с чемоданами на колесиках, Лили-Анн замечает даже женщину, толкающую перед собой тачку, полную пластиковых пакетов, так тщательно запакованных, что их содержимое не угадать. «Война, – думает Лили-Анн. – Или очень похоже. Исход, паническое бегство от надвигающегося монстра до тех пор, пока будет некуда больше бежать, и тогда…» Мысль о собственном конце еще слишком призрачна и уже слишком невыносима, чтобы ее додумать. Она подходит ближе к Валентину, почти касается его, отчаянно желая почувствовать в нем жизнь. Он не отстраняется.

– Эту спортивную машину, – спрашивает она, – ты украл?

– Думаю, да.

– Зачем?

– Чтобы увезти тебя.

– Ты и шмотки свистнул…

– Тогда я еще не свистнул машину. Это было потом. Когда ты посмотрела на меня. Когда я заметил, что ты на меня смотришь.

Они пересекают паркинг супермаркета; она косится на него, невольно рассматривает пробивающуюся на щеках щетину. Ей так и непонятно, что он за фрукт. Ирландский свитер сидит на нем как влитой. Разве может так идти чужая одежда? И потом, этот огонек в его глазах, далекое пламя свечи под порывами ветра, которое готово погаснуть, но держится. Лили-Анн не знает, как это истолковать.

– Тебе не к кому ехать, семьи нет? – спрашивает она.

– Нет.

Ни секунды колебания.

– Ни друзей, ни близких?

– Приятели. Никого, с кем бы мне хотелось провести эту неделю.

– Ты предпочитаешь провести ее с незнакомыми людьми?

– Да.

– Почему?

– Так проще. Нечего терять. И потом, я ведь не сказал, что останусь с тобой до конца. Я предложил отвезти тебя на побережье, и только.

Внезапная резкость Валентина задевает ее. Но она не подает виду.

– Конечно, – кивает она. – Спасибо.

– Что?

– Спасибо, что взял меня в твою машину, которая на самом деле не твоя, – улыбается она.

– Не за что, – бросает он тем же тоном. – Я ли, другой ли, я уверен, что ты нашла бы выход. Черт…

Лили-Анн поднимает глаза. Стеклянные двери магазина разбиты, и уже десятки человек выходят с пустыми руками, что не останавливает множество других, которые всё равно ломятся туда. Валентин и Лили-Анн следуют за ними, переступая через обломки.

Внутри – хаос.

В продовольственных секциях не осталось ничего, полки опрокинуты, словно гигантские костяшки домино, по плиточному полу растекаются всевозможные жидкости: очевидно, кто-то из грабителей – от ярости? – перебил всё, что попалось под руку, а это много. В желудке Лили-Анн урчит громче.

– Здесь мы ничего не найдем поесть, – говорит она.

Что сделала бы Лора?

Лора взяла бы с собой достаточно еды на десять дней. Лора никогда не оказалась бы в таком дерьме. Если Лили-Анн хочет есть, она должна справиться с помощью своей собственной логики, своего собственного мозга, затуманенного страхом. В конце концов, из двух сестер она – креативный элемент, а ее воображение всегда работает лучше под давлением.

Что сделала бы я? Что я сделаю?

Ее взгляд блуждает по разоренному магазину.

– Есть идея! – говорит она Валентину.

Ч – 192

Валентин входит в помещение склада следом за Лили.

– Это твоя идея? Поживиться на складе? Это уже сделали до тебя.

– Нет, я думала не об этом.

Коробки вскрыты и опустошены. Чипсы, сухарики, печенье, банки – всё смели подчистую, и нет никаких следов свежих продуктов.

Лили ложится на бетонный пол, отыскивает шесть яблок, закатившихся под стеллажи, упаковку шоколадных круассанов, две банки, с консервированными артишоками и кукурузой.

– Неплохо для начала, – одобряет Валентин, запихивая всё в сумку. – А твоя великая идея, где она?

– Идем!

Лили тащит его вглубь склада. Задняя дверь не выломана, на ней замок-антипаника, и достаточно нажать на ручку, чтобы выйти. Снаружи стоит большой белый кузов с мусором и высится гора пустых ящиков. Лили карабкается на кузов, спрыгивает внутрь, не обращая внимания на вонь. Валентин подходит ближе, заглядывает через борт. Среди отбросов есть вполне годные продукты.

– Давай! – кричит Лили.

– Сама давай!

– Балда! Давай пустые ящики.

Он повинуется. Когда он подходит с ящиком, она сует ему две упаковки чипсов с паприкой. Валентин рассматривает их со всех сторон.

– Они просроченные, Лили.

– Позавчера. Еще съедобны.

Через десять минут у них уже достаточно припасов на несколько дней. Содовая, пиво, тостовый хлеб, рисовые галеты, чуть подпорченные фрукты и овощи, в том числе нетронутый ящик апельсинов… Лили выпрыгивает из кузова, сияя улыбкой.

– Отлично придумано! – хвалит ее Валентин.

Когда они огибают супермаркет, навстречу попадается пара лет по тридцать, смотрит на их добычу с завистью. Ясно, они голодны.

– Где вы это нашли? – спрашивает женщина.

Напряжение прямо-таки осязаемо. Еще немного – и встреча перейдет в стычку, но Лили указывает на кузов, и пара спешит туда.

– Не будем задерживаться, – выдыхает Валентин.

Он снимает свитер и накрывает им свой ящик, чтобы не видно было еды. Стоило взять с собой клюшку для гольфа на всякий случай. Он клянет себя за то, что не подумал об этом.

Следующие же минуты подтверждают его правоту.

Они еще не добрались до паркинга, как вдруг из-за угла вылетает человек и мчится прямо на них, как разъяренный бык, лицо перекошено, тяжелые кулачищи сжаты.

Лили замирает. Поставив ящик с апельсинами на землю, она поднимает руки на уровень груди и чуть сгибает колени. Если не знать, что она практикует боевые искусства, вполне безобидный жест. Валентин же узнает оборонительную стойку. Она готова отразить удар. Даже такого здоровяка? Она сказала про вин-чун «немного», вряд ли в совершенстве владеет этим искусством… Валентин встает рядом с ней, чуть позади, чтобы не мешать.

Драться – это не его. В фильмах насилие завораживает его и отталкивает одновременно. В жизни он боится насилия и физически не приемлет. Не возвышенное искусством и не огороженное правилами спорта или канатами ринга, оно всегда кажется ему крахом, потерей человеческого облика, отрицанием разума. А человек, который несется на них, явно забыл, что способен мыслить.