Антон Мухин - ЭМАС

Что мешает, почему нет, почему лучше умереть?

Ольга лежала, положив голову на валик дивана.

— Убив Ламкерта, ты не остановишь ЭМАС.

— Глупая беспомощная ложь тебя совершенно не красит.

Конечно, это была ложь, и они много раз обсуждали — убийство директора ПТА именно что остановит систему. Старик боялся покушения, но не террористов, а Столыпина, и поэтому рассказывал где только мог, что машины не могут работать без секретного кода, который знает только он. Таким образом директор ПТА, действительно, обезопасил себя от тех, кто хотел установить контроль над созданной им системой, но сделал сам себя главной мишенью для желавших её уничтожения.

— Мне холодно, Серёжа, мне нужно твоё тепло, а не все эти глупости, которые ты говоришь. Иди ко мне, — снова позвала Ольга.

Зубатов не знал, зачем Аня решила второй раз сыграть с ним в эту игру, но зато он придумал, как её обмануть. За полчаса до того, как Ламкерт должен был выйти на Большую Морскую, чтобы быть застреленным Ольгой, он сам зашел в главную контору ПТА и поднялся на второй этаж, где помещалась приемная директора-распорядителя.

— Что вам угодно? — поднялся ему навстречу из-за стола секретарь.

Зубатов оглядел приемную. В углу за конторками сидели два скучающих письмоводителя — скорее всего, охранники.

— Охранное отделение, по неотложному делу к Осипу Иосифовичу.

Зубатов махнул перед носом секретаря своим старым удостоверением, в котором тот всё равно не успел ничего заметить, и решительно толкнул дверь. Существовал, конечно, риск, что дверь открывается только при нажатой — секретарем или самим директором — кнопке, но, судя по тому, как была организована внутренняя охрана, о таких тонкостях здесь не думали.

Дверь действительно открылась, и Зубатов оказался в кабинете Ламкерта. Тот сидел за столом — живой старик в очках — и с интересом поднял на него глаза.

— Господин Ламкерт, Осип-Фердинанд?

Зубатов опустил руку в карман и взвел курок браунинга. Второй раз Анна не обманет его — она останется жить, потому что Ламкерта убьет он.

Федя, Миша, Янек, Фима и Катя, которых он 20 лет назад отправил на каторгу, смотрели сейчас на Зубатова и думали, что это будет справедливым: ведь он заставил их заплатить после Анны, но сам еще не расплатился.

— Здравствуйте, господин Зубатов. Погодите в меня стрелять. Во-первых, с такого расстояния попасть мудрено, и, хотя вы наверняка хороши в этом ремесле, я всё же опасаюсь, что вы можете не убить меня сразу, и я буду мучиться. Надеюсь, вы не ненавидите меня до такой степени. Во-вторых, я имею вам кое-что сказать.

Зубатов вытащил руку из кармана. Только в этот момент дверь кабинета распахнулась, и в него ввалились делопроизводители во главе с секретарем, но Ламкерт махнул им рукой удалиться.

— Располагайтесь, — он указал Зубатову на кресло перед собой. — Давайте сначала я отвечу на ваш вопрос, а потом мы перейдем к делу. Полиция знает, что вы готовите покушение на мою скромную персону. Подозреваю, ей сообщили ваши друзья, как их бишь… безномерные. Разумеется, чинам полиции категорически запрещено вести любые служебные сношения посредством ЭМАСа. Но… знаете, все тайны делятся на два рода: свои и чужие. Врать не буду: ни один филер, следящий за вами, ни разу не посылал своему шефу электрограмму. Однако его коллеги, не работающие по этому делу, но что-то слышавшие, переписываются и сплетничают безо всякого зазрения совести. Потому что это для них — чужая тайна. А уж как переписываются жены и любовницы этих коллег! Конечно, такие сведения обрывочны и, что гораздо хуже, многочисленны. Но что для людей хаотическая бездна сводок, для умных табуляторов — всего лишь переменные в давно обсчитанных функциях. Выбираем множество абонентских номеров штатных и тайных сотрудников полиции, добавляем множество их постоянных корреспондентов и ищем среди них упоминание моей фамилии. Можно добавить слово «наблюдение»… И вот, лишь незначительное напряжение ума — и я знаю всё, что знает обо мне вся сеть филёров охранного отделения. А очень скоро мои машины станут умны настолько, что и эту работу можно будет поручить им.

— И что же вы знаете в данном случае?

— В данном случае я знаю, что группа боевиков, выкристаллизовавшаяся из секты безномерных во главе с бывшим начальником Особого отдела надворным советником Зубатовым готовит на меня покушение. Они установили за мной наблюдение, а полиция — за ними. Мне следовало бы обратиться к помощи детективного агентства, поскольку министр Столыпин, не зная, как поступить, занял какую-то конфуцианскую позицию: он, видимо, не будет убивать меня сам, но и не помешает это сделать кому-нибудь другому. Однако вместо этого я оставил дверь своего кабинета открытой и стал ждать вас, Сергей Васильевич.

— Почему же вы решили, что именно я приду вас убивать?

— Это не я решил, а охранное отделение. А они в этом разбираются. И, видите, оказались правы.

— И зачем вы меня ждали?

— Вот!

Ламкерт самодовольно улыбался, как кот, наевшийся жирной сметаны. Он явно упивался своим божественным всезнанием, почти как инженер Сухоруков. Зубатов удивился, что именно таким людям приходит в голову создание ЭМАСа.

Ламкерт ткнул пальцем в длинные стеклянные книжные полки вошедшей тогда в моду шведско-американской конторской мебели, встал из-за стола и подошел к одной из них.

— Вот тут, на видном месте, у меня хранится папка, любезно списанная по моей просьбе из архива Департамента полиции, чтобы никому больше она не попалась на глаза. Три донесения надворного советника Зубатова по вопросу развития сыскного дела с нелицеприятными комментариями министра, ему не показанными. Благоволите ознакомиться или помните наизусть?

Зубатов вздрогнул. Еще бы он не помнил эти соображения, писанные им летом 1904 года!

«Подходы к развитию общества в России так же, как и в странах Европы, очевидно устарели. Исповедуется принцип, что личность может делать всё, не запрещенное законом. В случае же его нарушения её ждет жестокая кара. Стремительное развитие науки, и знаний вообще, дает индивидууму в руки всё больше возможностей, которыми он пользуется бесконтрольно — до тех пор, пока не преступит закон. И чем большими возможностями он обладает, тем большее преступление может совершить, нанеся вред и себе (в виде последующего наказания), и окружающим.

В практическом плане мы видим, в частности, всплеск революционной борьбы и революционного терроризма. Развитие общества дало некоторым его членам возможность подняться над рутиной повседневности и, поставив перед собой философские вопросы, истолковать их ложным образом, допустив возможность насилия. Технический же прогресс (облегчение перемещения, коммуникации друг с другом, изготовления нелегальной литературы и взрывных устройств и т. д.) облегчил реализацию их планов.