Роберт Маккаммон - Лебединая песнь

Витерс знал, что свалится, не сделав и десяти шагов. Он чуть не плакал от разочарования, но понимал, что за Сван необходимо приглядывать, поэтому кивнул и устало опустился на колени.

Аарон помчался вперед, а Глория и Джош поспешили следом за ним. Пробежав две сотни ярдов от хижины до сарая, Джош набрал почти такую же скорость, какую когда-то развивал на футбольном поле в Обернском университете.

Другие люди тоже бежали к месту пожара — не для того, чтобы тушить, а чтобы погреться. Сердце у Джоша почти разрывалось. Сквозь рев пламени, охватившего все, кроме крыши, он слышал ржание обезумевшего Мула.

Глория пронзительно закричала:

— Нет! Джош!

Но он бросился в дверь.

Сван что-то тихо сказала, но Расти Витерс не расслышал. Она пыталась сесть, и он положил руку ей на плечо, чтобы удержать. Касаться ее было все равно что трогать печь.

— Держись, — сказал он. — Тише, успокойся.

Девушка снова заговорила, но слов было не разобрать. Расти подумал, она говорит что-то о зерне, хотя не понял и половины. Отверстие для глаза в маске наростов почти совсем закрылось. С тех пор, когда на рассвете Джош принес ее с поля, Сван то приходила в себя, то снова впадала в забытье и попеременно то дрожала, то сбрасывала одеяло.

Глория обмотала ее израненные руки повязками из тряпочек и попробовала накормить каким-то водянистым супом, но никто из них не мог ничего для нее сделать — только устроить поудобнее. Она была так далеко отсюда, что даже не знала, где находится.

«Она умирает, — думал Расти. — Умирает у меня на руках».

Он уложил ее на постель поудобнее и услышал, что она бормочет слово «Мул».

— Не волнуйся, — сказал ей Расти, тоже с трудом шевеля распухшей челюстью. — Ты отдыхай, утром все будет в порядке.

Хотел бы он сам в это верить! Ему было слишком тяжело видеть, как она тает и уходит, и он проклинал собственную слабость. Он чувствовал себя мокрой губкой, а ведь его мама наверняка вырастила его не на супе из крысятины. Глотать эту дрянь ему удавалось, только убедив себя, что суп сварен из костей совсем еще крохотных бычков.

На крыльце хижины, за закрытой дверью хлопнула оторванная доска. Расти посмотрел туда. Он ждал, что войдет Глория, или Аарон, или Джош… Но как это могло быть? Они только что ушли, всего несколько минут назад.

Дверь не открывалась. Стукнула и скрипнула другая доска.

— Джош? — позвал он.

Ответа не было. Но Расти знал: там кто-то стоит. Ему слишком хорошо был знаком треск, который производят оторванные доски, когда по ним идут, и он поклялся, что, когда достаточно окрепнет, найдет молоток и гвозди и прибьет эти чертовы доски, пока они не свели его с ума.

— Кто там? — крикнул Расти. Он понимал, что кто-нибудь мог нагрянуть за скудным имуществом Глории, чтобы утащить ее иголки, одежду или даже мебель. А то и печатный пресс с ручкой, который занимал целый угол комнаты. — У меня здесь ружье, — соврал он и поднялся на ноги.

За дверью больше не раздавалось ни звука. На нетвердых ногах Расти подошел к ней. Она была не заперта. Он дотянулся до защелки и почувствовал пронизывающий холод по ту сторону двери. Ужасный холод. Он постарался задвинуть защелку.

— Расти, — шепнула Сван.

Вдруг дверь целиком упала внутрь, сорвавшись с петель, и ударила Расти прямо по больному плечу. Он закричал от боли и, пролетев почти полкомнаты, свалился на пол. В дверном проеме стояла какая-то фигура. Первым побуждением Расти было вскочить на ноги, чтобы защитить Сван. Он сумел встать на колени, но сильнейшая боль во вновь открывшихся ранах заставила его тут же ткнуться лицом в пол.

Вошел какой-то мужчина, тяжело стуча по полу грязными походными башмаками. Взгляд его обшарил комнату, заметил раненого, лежавшего в луже крови, худенькую дрожащую фигурку, свернувшуюся калачиком, очевидно, при смерти. Ага, вот он, там, в углу.

Печатный станок.

«Это нехорошо, — решил он, когда мухи вновь дали ему возможность воспринимать образы и голоса всего Мериз-Реста. — Нет, совсем нехорошо! Сначала станок, потом газета, а после у людей появится собственное мнение, и они начнут думать и захотят что-то делать, а потом… А потом повторится ситуация, в которой сейчас оказался мир. Нет, совсем ничего хорошего. Их нужно спасти от повторения той же ошибки. Нужно спасти их от себя самих».

Он решил разломать станок, прежде чем на нем что-нибудь будет напечатано… Это такая же опасная вещь, как бомба, а они этого даже не понимают! И лошадь тоже опасна, рассудил он, лошадь заставляет людей думать о путешествиях, колесах, автомобилях — а это ведет прямиком к загрязнению воздуха и авариям. Они еще поблагодарят его за поджог сарая, потому что некоторое время смогут есть конину.

Он был рад, что пришел в Мериз-Рест. Как раз вовремя.

Он видел, как они въехали в город на своем фургоне «Странствующее шоу», слышал, что великан кричал, искал врача.

«У некоторых нет никакого уважения к тихому, мирному городу. Ладно… Будем учить уважению. Немедленно».

Ботинки зашагали к Сван.

Джош со всего маху ударил в дверь горящего сарая всеми своими двумястами пятьюдесятью фунтами. Крик Глории еще звенел у него в ушах.

Какую-то долю секунды ему казалось, что он снова на футбольном поле и врезался в одного из огромных полузащитников. Он подумал, что дверь не поддастся, но дерево раскололось, и дверь упала внутрь, внося его в самое пекло.

Он откатился от горящих деревяшек и вскочил на ноги. Перед лицом у него клубился дым, ужасный жар почти скрючил его.

— Мул! — закричал Джош.

Он слышал удары копыт и пронзительное ржание, но не видел коня. Пламя летело на него, как копья, огонь падал с крыши, как оранжевые конфетти. Джош кинулся к стойлу Мула. Пальто великана затлело, его окутал дым.

— Ну и ну, вот это да, — тихо сказал непрошеный гость.

Он остановился около тоненькой фигурки на полу. Его внимание привлек предмет на сосновом столике. Он протянул тощую руку и поднял зеркало с вырезанными на ручке двумя лицами, глядевшими в разные стороны. Он собирался полюбоваться своим новым обликом, который у него получился, но зеркало оставалось темным. Он провел пальцем по вырезанным лицам. Что это за черное стекло, хотел бы он знать. Его новый рот чуть дрогнул.

Зеркало вызвало у него те же ощущения, что и стеклянное кольцо. Это вещь, которой не должно существовать. Зачем оно и что здесь делает? Оно ему не понравилось. Совсем. Он поднял руку и вдребезги разбил его о стол, затем согнул ручку с двумя лицами и отшвырнул прочь. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше.

Но на столе лежал еще один предмет. Небольшой кожаный мешочек. Мужчина поднял его и вытряс содержимое себе на ладонь. Выпало маленькое зернышко кукурузы, испачканное запекшейся кровью.