Роберт Маккаммон - Лебединая песнь

— Это маска Иова, — сказала Сестра. — Но что значит — до сегодняшнего утра?

— У Бена начался сильный жар. Он был так слаб, что едва шевелился. А потом… рано утром сегодня… она просто треснула и открылась.

Сестра и Сван посмотрели друг на друга.

— Я слышал, с вами было то же самое, — продолжал Кейдин. — Вот почему я пришел. Я знаю, многие хотели бы увидеться с вами, но… не могли бы вы прийти к нам и взглянуть на Бена?

— Не думаю, что Сван могла бы что-то сделать для вашего сына, — сказал Джош. — Она не врач.

— Не в этом дело. Бен чувствует себя хорошо. Я благодарю Бога за то, что эта штука треснула, потому что мальчик едва мог дышать. Дело в том… — Он снова посмотрел на Сван. — Он стал другой, — тихо сказал Кейдин. — Пожалуйста, зайдите на него посмотреть. Это не отнимет много времени.

Умоляющее выражение его лица тронуло Сван. Девушка кивнула, и они потянулись за ним в переулок мимо обгоревших развалин церкви Джексона Бауэна, через лабиринт лачуг, маленьких хибар, гор отбросов, обломков и даже картонных коробок — из них сколачивали подобие жилья.

Они перешли через грязную лужу и по двум деревянным ступеням поднялись в хижину, которая была даже меньше, чем у Глории, и здесь гуляли сквозняки. Единственная комната была обита старыми газетами и журналами, чтобы сберегать побольше тепла, так что не осталось места, не покрытого пожелтевшими заголовками, статьями и картинками прошлой жизни.

Болезненная на вид жена Кейдина держала на худых руках спящего ребенка. Мальчик лет девяти-десяти, хрупкий и испуганный, цеплялся за юбку матери и попытался спрятаться, когда вошли чужие. В комнате стояли кушетка со сломанными пружинами и старая стиральная машина с ручкой. В электрической печке — реликте минувших времен, подумал Джош, — горели деревяшки, угольки и мусор, давая слабый свет и немного тепла. Рядом с кучей матрасов на полу стоял деревянный топчан. На нем под грубым коричневым одеялом лежал старший сын Кейдина.

Сван подошла к матрасам и взглянула в лицо мальчику. Вокруг его головы валялись куски маски Иова, похожие на серые глиняные черепки, с приставшей к ним изнутри скользкой желеобразной массой.

Мальчик — лицо у него было совсем белое, а голубые глаза лихорадочно блестели — попытался сесть, но был слишком слаб. Он откинул со лба темные влажные волосы.

— Это вы — она? — спросил мальчик. — Девушка, которая стала сажать кукурузу?

— Да.

— Это действительно здорово. Из кукурузы можно столько всего сделать!

— Я тоже так думаю.

Сван вглядывалась в его черты. Кожа у мальчика была безупречно гладкая и почти светилась под фонарем. У него был волевой подбородок и острый нос с тонкой переносицей. В целом он был красивый подросток, и Сван знала, что он вырастет красивым мужчиной, если выживет. Почему Кейдин хотел, чтобы она на него посмотрела?

— Конечно! — Мальчик наконец сел, возбужденно блестя глазами. — Ее можно жарить и варить, делать оладьи и пироги, даже выжимать из нее масло. Еще из нее можно делать виски. Я все о ней знаю, потому что в начальной школе в Айове писал реферат о кукурузе.

Он замолчал, потом дотронулся дрожащей рукой до левой щеки.

— Что со мной случилось?

Сван посмотрела на Кейдина. Тот знаком попросил ее, Джоша и Сестру выйти за ним.

Когда девушка отвернулась от матрасов, ей в глаза бросился заголовок газеты, приклеенной к стене: «Звездные войны под контролем». Там была еще фотография каких-то важных мужчин в костюмах и галстуках, они улыбались, победно вскидывали руки. Сван не знала, в чем дело, никто из них не был ей знаком. Они казались очень довольными: чистые, одетые с иголочки, отлично причесанные. Все они были гладко выбриты, и Сван подумала: приходилось ли им когда-нибудь присаживаться на корточки над ведром, чтобы сходить в туалет?

Потом она вышла к остальным.

— Ваш сын прекрасно выглядит, — сказала Сестра Кейдину. — Вам следует радоваться.

— Я рад. Я благодарен Богу, что эта штука сошла с его лица. Но дело не в этом.

— А в чем?

— Это не лицо моего сына. По крайней мере… это не то, что мы видели до того, как появилась корка.

— У Сван лицо сгорело, когда упали бомбы, — сказал Джош. — Она тоже выглядит не так, как раньше.

— Моего сына не изуродовало семнадцатого июля, — спокойно ответил Кейдин. — Он вообще почти не пострадал. Он всегда был хорошим мальчиком, и мы с матерью его очень любим, но… Но у Бена от рождения было красное родимое пятно, покрывавшее всю левую сторону лица, врачи называют это «винное пятно». И челюсть у него была деформирована. В Сидар-Рапидсе его оперировал специалист, но положение было таким тяжелым, что большой надежды мы не питали. Однако Бену всегда хватало мужества. Он хотел ходить в обычную школу, чтобы с ним обращались как со всеми, не лучше и не хуже. — Кейдин посмотрел на Сван. — Цвет волос и глаза у него такие же, как и раньше, но родимое пятно исчезло, и челюсть больше не деформирована, и… — Он замялся, качая головой.

— И что же? — спросила Сестра.

Кейдин колебался, стараясь найти слова, а потом поднял на нее глаза.

— Я всегда говорил ему, что с лица воду не пить. Я всегда говорил ему, что истинная красота — это то, что внутри, в сердце и в душе. — По правой щеке Кейдина покатилась слеза. — А теперь Бен стал таким, каким он всегда для меня являлся. Мне кажется, что сейчас наружу проступило лицо его души. — Его собственное лицо напряглось — то ли от улыбки, то ли от плача. — Разве это безумие — думать так?

— Нет, — ответила Сестра, — я думаю, это чудесно. Он красивый мальчик.

— И всегда был красивым, — сказал Кейдин и на этот раз позволил себе улыбнуться.

Он вернулся к своей семье. Остальные отправились через грязную лужу на улицу. Все затихли, каждый был занят своими мыслями: Джош и Сестра размышляли о рассказе Кейдина, задаваясь вопросом, отпадут ли когда-нибудь их собственные маски Иова и что обнаружится под ними. А Сван припомнила, что ей давно сказала Леона Скелтон: «Каждый имеет два лица, детка: внешнее и внутреннее. Внешнее — такое, как тебя видят люди, а внутреннее — то, как ты действительно выглядишь, настоящее лицо. Если бы можно было стряхнуть внешнее лицо, то мир увидел бы, каков человек на самом деле».

— Стряхнуть? — переспросила тогда Сван. — А как?

Леона улыбнулась.

— Ну, Господь пока не придумал способ сделать это. Но еще придумает.

«Проступило лицо его души», — сказал мистер Кейдин.

«Но еще придумает…»

«…лицо его души…»

«Но еще придумает…»

— Едет грузовик!

— Грузовик!

По дороге приближался грузовик-пикап, его борта и капот были изъедены ржавчиной. Он полз еле-еле, вокруг него волновалась толпа: люди кричали и смеялись. Джош подумал, что большинство из них давным-давно не видели движущегося автомобиля. Он положил руку на плечо Сван. Сестра стояла позади них. Грузовик громыхал к ним.