Алек Янц - Последние капли радуги

– Вы слышали о вчерашнем кошмаре?

– Ужас, ужас. Столько людей пострадало!

– Мы помолимся за их здоровье, – кто-то сунул в руки Марии бокал с когором.

– Зачем вообще взрывать библиотеку? Кому они нужны?

– Говорят, это сделал один из лидеров того глупого движения. Ну, кто еще в метро надписи малевал.

– О нет! Зачем ему это?

– Черт их разберешь, экстремистов. Его все равно уже поймали и накатали обвинение.

– Чирикну об этом…

– Больше никаких взрывов.

– Спасибо, Господь милосердный!

– Спасибо, Отче наш!

– А за его грешную душу мы помолимся. Попрошу папу сказать об этом на службе.

– И я.

– Я тоже!

– Я щас лучше тэг запущу #молимсязабилиотекуимЛенина?

– Лучше #зажертвтерракта, универсальная фигня, все поддержат.

– Точняк. Народ, киньте в личку фотку грустную с книжками какую-нить, с постом пущу.

Видимо, Мария слишком долго была вдали от сверстников и забыла, что именно они из себя представляют. Они не пытались её обидеть или оскорбить, кто-то даже отлайкал последние фотографии. Они не спрашивали о «беременности», потому что или не знали о ней, или им было всё равно, или они прекрасно осознавали, что в двадцать первом веке она обязательно выложила бы информацию об этом на свою страницу, со всеми нужными тэгами. Они просто были такими же, как Маша.

И девушка даже начала думать, что не так уж плохи эти вечера Чистоты, пока не почувствовала наглую руку на своей талии. Она уже хотела скинуть её, но на подмостки вышел один из священников-организаторов Вечера, и все двинулись ближе к сцене, прижавшись друг к другу, прижав и наглеца к Маше.

Она даже не могла повернуть головы, потому что настолько не привыкла к чужому интересу. Должно быть, молодой человек перепутал? Или просто не разглядел её лица? Наверное, этому извращенцу нравятся палки? Кому они вообще могут нравиться?

Где Поль? Когда Маша успела выпустить его руку?

– Я рад видеть вас всех под куполом этого священного места, – любое место считалось священным, если там собиралось больше трех служителей церкви, – В такие трудные время нам нужно держаться вместе, не гневить Господа нашего и верно чтить заповеди Его.

Молитва была стандартной, батюшка читал её с планшета, а толпе оставалось только внимать и вовремя креститься. Маша очень любила такие моменты, когда все синхронно поднимали руки и делали правильные, общепринятые движения под сурово-любящим взором священника. Именно в эти минуты Мария понимала, что весь мир как никогда един, что они все – семья, что Отец у них один, и что любые горести можно пережить благодаря молитве и бесконечной любви к Нему.

Если бы еще чужая рука так настойчиво не гладила её бедро. Марию никогда не трогал так, никто не прижимался, никто не…если бы можно было сгореть от стыда, то от девушки сейчас осталась бы лишь горстка дымящегося пепла. Крепкие пальцы без смущения сжимали её тело через тонкую ткань платья, Маша чувствовала чье-то сбивчивое дыхание на своей шее, так близко, так…Боже правый, это слишком грязно! Недостойно! Отвратительно! Матушка бы взвыла от ярости! Сама Маша была готова взвыть, но не могла оттолкнуть нахала…не потому что ей нравилось, – Нет! Никогда! – но лишь потому, что её с детства учили повиноваться мужчинам.

«Спасите. Кто-нибудь. Пожалуйста. Поль. Поль!»

– Кукусики! – дерзкий, задорный шепот, и другая рука, гораздо тоньше и проворнее, шлепнула ту, что гладила Машу. Она, не требовательная, но уверенная, обхватила девушку, утягивая куда-то в сторону, сквозь толпу, уводя от обидчика так твердо, так знакомо!

Другая рука, конечно же, принадлежала Полю. Он умудрялся маневрировать между людей так, что они даже не замечали его передвижений, а толпа не шелохнулась, хотя с каждой секундой они с Марией были всё дальше от злополучного извращенца.

Маша даже не успела разглядеть его, и сейчас ей это было не важно.

Они остановились на самом краю толпы, терпеливо дослушали молитву, (Поль при этом крестился очень изящно, Маша даже пропустила пару движений, засмотревшись на него) и когда все достали мобильники, чтобы перевести пожертвования на счет церкви, они двинулись прочь от подмостков к столам с закусками и бокалами.

– Эй, лицо попроще, – Поль легонько щелкнул девушку по подбородку, и та дернулась, как от удара, – Не изнасиловал же он тебя, хех.

Но у Маши было именно такое впечатление. Поль поджал накрашенные губки.

– Дурацкие вечера. Не люблю, когда кто-то, кроме нас, пытается кого-то соблазнить.

– Звучит…эгоистично, – Маша обхватила себя руками, наблюдая за тем, как юноша, кокетливо прикрывшись длинным рукавом, залпом вливает в себя целый бокал вина.

– А мы эгоисты. Я и Полина. Ты что, не поняла еще? – Марию бы развело с одного такого бокала, а молодой человек даже не поморщился, – Именно поэтому мне плевать на твои планы, и сегодня ты едешь с нами.

– С кем – нами?

– Со всеми, кто приехал нормально оторваться, а не найти любовь всей жизни, конечно! – Поль заливисто рассмеялся.

Очень скоро Мария покорно вышла из здания в окружении разномастной толпы, с одной стороны обнимаемая Полем, а с другой – его другом Дмитрием. Или Владимиром. Или они вообще не знакомы? Кто эти люди вокруг?

Где отец? Почему он не останавливает её?

Что бы сказала мама?

Почему Мария не знает?

Поль.

Им нужен был почти час, чтобы добраться до дома со всем эскортом, и лишь десять минут, чтобы снова стать собой. Отражениями.

– Всё получилось? Он сильно расстроился? – спросила сестренка, смывая с лица Поля косметику. Минуту назад она еще лежала на кровати, тихо шипя от головной боли, сейчас же позволяла себе немного морщиться, но и только.

– Да нет? Кхе, – Поль, за вечер привыкший разговаривать чуть выше, чем обычно, никак не мог вернуть свой голос. Это, собственно, и было тем единственным, что всегда различало их: звучание, которое они научились подстраивать друг под друга. Но по одиночке выходило не так хорошо, как вместе. И все остальные вещи тоже, – Ты была самым удачным вариантом, но как только он понял, что ты неприступна, сразу переключился на кое-кого другого.

– Вот потаскун! На кого? Кто может быть лучше нас?

– Никто, конечно. Её просто гораздо легче окрутить.

Полина через голову стащила с него платье, и это позволило выдержать Полю драматичную паузу. Когда подол скользнул по лицу вверх, и открыл взору его отражение, смотрящее с нетерпением, молодой человек выпалил:

– Машка.

Не нужно было объяснять, какая.

– Да ладно?! А она что забыла в этом притоне?

– Её туда папка притащил, насколько я понял. Искал жениха.

– А нашел Ромку. Кла-а-асс, – натянув на брата клетчатую рубашку, точно такую же, какая сейчас была на ней, Полина покачала головой, – Ты слишком яркий.