Роберт Хайнлайн - Чужой в чужой земле

Когда девушки образовали живую картину, Майк был в десяти футах от Джил (ее перевели на передний план). Директор сделал это на четвертый день, сказав:　

— Не знаю в чем тут дело, детка. У нас есть девушки с формами в два раза пышнее твоих, но у тебя есть то, что хотят смотреть наши посетители.

Сохраняя позу, она мысленно переговаривалась с Майком.　

«Чувствуешь что-нибудь?»　

«Я грок, но не совсем».　

«Смотри туда, куда смотрю я, брат мой. Вот этот, маленький. Он дрожит. Он жаждет меня».　

«Я грок его жажду».　

«Ты видишь его?»　

Джил пристально посмотрела в глаза посетителю, чтобы усилить его интерес и позволить Майку воспользоваться ее глазами. С тех пор, как она все больше грок Марсианскую мысль, и постепенно все больше сближалась с Майком, они начали использовать это обычное Марсианское удобство. Джил еще не могла как следует пользоваться им; для того, чтобы видеть через ее глаза, Майку достаточно было позвать ее, а Джил могла воспользоваться его глазами, только когда он сосредотачивал свое внимание на этом.　

«Мы грок его вместе» — согласился Майк — «Он очень жаждет Маленького Брата».　

"…!!!!" «Да. Прекрасное страдание».　

Музыка потребовала от Джил возобновить медленное движение. Она двигалась с гордой чувственностью, ощущая, как желание разгорается в ней, отвечая эмоциям Майка и незнакомца. Рутина номера заставляла ее двигаться к возбужденному маленькому незнакомцу; она продолжала смотреть ему в глаза.　

Вдруг, произошло что-то совершенно неожиданное для нее. Майк никогда не объяснял ей, что такое было возможно. Она позволяла себе воспринимать эмоции незнакомого мужчины, соблазняя его глазами и телом передавая свои ощущения Майку, когда внезапно увидела себя глазами незнакомца и ощутила всю примитивную, грубую потребность, с которой он смотрел на нее.　

Она споткнулась и, наверное, упала бы, но Майк подхватил ее, поднял и поддерживал, пока она не смогла идти без его помощи. Ее второе зрение исчезло.　

Парад красоток направился к выходу. За кулисами девушка, шедшая позади нее, спросила:　

— Что случилось, Джил?　

— Каблук за что-то зацепился.　

— Как ты смогла удержаться на ногах, просто невероятно, такого я никогда не видела. Ты выглядела совсем как кукла на веревочках.　

— (Так оно и было, дорогая!) Я скажу режиссеру, чтобы он проверил это место. Похоже, там отошла доска.　

Позаботившись о том, чтобы больше не застать ее врасплох, Майк в течение всего оставшегося времени программы, посылал ей короткие картинки-образы, какой ее видели разные мужчины. Джил была поражена разнообразием обрушившихся на нее образов: один видел только ее ноги, другой был очарован волнообразными движениями ее тела, третий видел только ее великолепную грудь. Потом Майк позволил ей взглянуть на других девушек в живой картине. Она испытала облегчение, обнаружив, что Майк видит их так же, как она, но только ярче и резче.　

Когда Джил смотрела на других девушек глазами Майка, ее возбуждение усиливалось. Это вызывало удивление.　

Майк покинул зал во время финала перед тем, как хлынула толпа. Он отпросился с работы специально, чтобы посмотреть ее шоу, и Джил не ожидала увидеть его этой ночью. Но когда она возвратилась в отель, то почувствовала присутствие Майка раньше, чем вошла в комнату. Дверь открылась и закрылась за ней.　

— Привет, дорогой! — крикнула она — Как хорошо, что ты дома! На его лице появилась добрая улыбка.　

— Теперь я грок неприличные картинки.　

Ее одежда исчезла.　

— Делай неприличные фотографии.　

— Что? Да, дорогой, конечно.　

Она стала принимать разные позы, как уже делала раньше. Майк давал ей возможность видеть себя в каждой позе его глазами. Она смотрела, ощущая его эмоции… и чувствовала, как во взаимном отражении усиливаются ее собственные. Наконец, она приняла такую откровенно непристойную позу, какую только могла вообразить.　

— Неприличные фотографии — большое благо — серьезно заключил Майк.　

— Да! И сейчас я грок их тоже! Чего ты ждешь?　

Они бросили работу и посмотрели ревю во всех роскошных отелях. Джил обнаружила: она «грок неприличные картинки» только через глаза мужчины. Если Майк внимательно следил за сценой, она разделяла его настроение: от чувственного удовольствия до крайнего возбуждения, но если Майка отвлекало что-то, тогда модель, танцовщица или исполнительница стриптиза становилась для Джил просто еще одной женщиной. Она была рада этому; если бы у нее появилась еще и склонность к лесбиянству, это было бы уже слишком.　

И все же здорово — «большое благо» — видеть девушек его глазами, и экстатическое благо знать, наконец, что он так же смотрит и на нее.　

Они перебрались в Пало-Альто, где Майк пытался проглотить все книги Гуверовской Библиотеки. Но сканеры не могли вращаться так быстро, а Майк не мог перелистывать страницы с такой скоростью, чтобы прочесть их все. Наконец, он признался, что принимает информацию быстрее, чем может грок ее, даже проводя все время, пока библиотека была закрыта, в размышлениях. Джил испытала облегчение, когда они переехали в Сан-Франциско и Майк погрузился в систематические исследования.　

Однажды, вернувшись в их квартиру, она нашла его ничего не делающим, окруженным книгами — множеством книг: Талмуд, Кама-Сутра, несколько версий Библии, Книга Мертвых, Книга Мормона, драгоценная копия Нового Откровения, подаренная Патти, различные Апокрифы, Коран, Наука и Здоровье с Ключом к Святым писаниям, святые книги дюжины других религий, главных и второстепенных, даже таких странных, как Книга Закона Кроули.　

— Проблемы, дорогой?　

— Джил, я не грок.　

«Ожидание, Майк. Ожидай наполнения».　

— Не думаю, что ожидание сможет наполнить это. Я знаю в чем тут дело; я не человек, я — Марсианин, Марсианин в чужом теле.　

— Для меня ты — полноценный представитель мужской половины рода человеческого, дорогой, и мне нравится твое тело.　

— Ох, ты грок, о чем я говорю. Я не грок людей. Я не понимаю этого разнообразия религий. А у моего народа…　

— Твоего народа, Майк?　

— Извини. Я должен был сказать у Марсиан, только одна религия, и это не вера, а уверенность. Ты грок. «Ты — Бог!»　

— Да — согласилась она — Я грок… на Марсианском. Но, дорогой, не знаю почему, только на английском это звучит совсем не так.　

— М-м-м… на Марсе, когда нам нужно было что-нибудь узнать, мы спрашивали у Старейших и всегда получали правильный ответ. Джил, может быть у нас, у людей, вообще нет «Старейших»? Я хочу сказать, нет души. Когда мы разделимся — умрем — мы умрем насмерть… умрем совсем и ничего не останется? Мы живем в невежестве, потому что нам все равно? Потому что мы уйдем и не оставим следа в такое короткое время, какое понадобится Марсианину для одного долгого размышления? Ответь мне, Джил. Ты же человек.