Роберт Хайнлайн - Чужой в чужой земле

— Хорошо, пойдем ко мне в кабинет. Кстати, если ты суметь скрыть что-нибудь от моих ребят, расскажешь, как тебе это удалось.　

Когда Бэн закончил дружески (а в трех случаях негигиенично) здороваться с членами семьи, они быстро поднялись наверх.　

Оглядевшись, Бэн удивленно спросил:　

— Что за черт? Я заблудился?　

— А… Ты же не видел новой пристройки. Две спальни и еще одна ванная внизу, а здесь — моя галерея.　

— Да тут достаточно статуй, чтобы заполнить все кладбище!　

— Бэн, прошу тебя. «Статуи» — умершие политики. А это — скульптуры. Пожалуйста, говори о них почтительно, а то я приду в ярость. Здесь копии некоторых величайших скульптур, сотворенных в этом порочном мире.　

— Хорошо, эту ужасную вещь я видел раньше… но когда же ты успел собрать остальной хлам?　

Джубал обратился к копии La Belle Heaulmiere.　

— Не слушай его, ma pеlitе chere (моя любимая малышка) — он варвар и не разбирается в искусстве — Он приложил руку к ее прекрасной морщинистой щеке, прикоснулся к пустой сморщенной груди — Я понимаю твои чувства… это не может долго продолжаться. Терпение, красавица моя.　

Он повернулся к Кэкстону и резко сказал:　

— Бэн, тебе следует подождать, пока я научу тебя как рассматривать скульптуру. Ты был груб с леди. Ничего подобного я не потерплю.　

— Да? Не будь смешным, Джубал, ты бываешь груб с леди — причем с живыми — по меньшей мере дюжину раз в день.　

Джубал закричал:　

— Анна! Наверх! Одетой!　

— Ты знаешь, я никогда не был бы груб со старухой, позировавшей для этого. Чего я не могу понять: как у так называемого художника хватило наглости заставлять чью-то прабабушку позировать обнаженной… и твой плохой вкус, если ты держишь ее дома.　

Появилась Анна, в одежде.　

— Анна, я когда-нибудь был груб с тобой? Или с кем-нибудь из девочек?　

— Как посмотреть.　

— Именно об этом я и спрашиваю. Ты не в суде.　

— Вы никогда не были грубы ни с одной из нас.　

— Ты хоть когда-нибудь замечала, что я был груб с леди?　

— Я никогда не видела, чтобы вы намеренно грубили женщине. Я никогда не видела, чтобы вы были грубы следи.　

— Еще одно. Что ты думаешь об этой скульптуре?　

Анна посмотрела на шедевр Родена и, чуть помедлив, ответила:　

— Когда я впервые увидела ее, я решила — она ужасна. Но, в конце концов, я пришла к заключению, что это, может быть, самая прекрасная вещь, которую я когда-либо видела.　

— Спасибо. Ты свободна — Она ушла — Хочешь поспорить, Бэн?　

— Что? Если я начну спорить с Анной, мне тут же придется выбросить белый флаг. Но я не грок этого.　

— Послушай меня, Бэн. Любой способен заметить хорошенькую девушку. Художник способен посмотреть на хорошенькую девушку и увидеть старуху, которой она может стать. Хороший художник способен посмотреть на старуху и увидеть хорошенькую девушку, которой она была когда-то. Великий художник способен взглянуть на старуху, изобразить ее в точности такой, как она есть… и заставить зрителя увидеть хорошенькую девушку, которой она была… более того, он способен заставить любого даже с чувствительностью броненосца увидеть, что это прелестная все еще живет, заключенная внутри своего разрушенного тела. Он заставляет тебя почувствовать безмолвную, бесконечную трагедию, потому что еще не родилась девушка, ощутившая себя старше восемнадцати в своем сердце… чтобы ни сделало с ней безжалостное время. Посмотри на нее, Бэн. Старение не имеет большого значения для тебя и меня, но для них — все совсем не так. Посмотри на нее!　

Бэн посмотрел. Наконец, Джубал сердито сказал:　

— Ну, ладно, высморкайся. Идем сядем.　

— Подожди — ответил Кэкстон — А что ты скажешь об этой? Понятно, что это девушка. Но зачем сгибать ее как крендель?　

Джубал посмотрел на копию «Кариатиды, упавшей под тяжестью своего камня».　

— Я не могу ожидать от тебя понимания того, что массовое восхищение делает ее чем-то много большим «кренделя». Но ты способен оценить замысел Родена. Какие чувства испытывают люди, глядя на распятие?　

— Ты же знаешь, я не хожу в церковь.　

— Все равно, ты должен знать, что изображения распятия, обычно, просто ужасны, а находящиеся в церквах — самые плохие… кровь, похожая на кетчуп и бывший плотник, изображенный гомосексуалистом… а уж им то он наверняка не был. Он был крепким мужчиной, мускулистым и здоровым. Но на большинство людей плохие изображения действуют так же эффективно, как и хорошие. Они не видят недостатков, они видят символ, затрагивающий их самые глубокие чувства, напоминающий им о Муках и Жертве Господа.　

— Джубал, я думал, ты не христианин?　

— Поэтому я должен быть слепым к человеческим чувствам? Хрупкое гипсовое распятие способно пробудить настолько сильные чувства в человеческом сердце, что многие умирали от потрясения. Художественность, с которой сделан такой символ, не имеет значения. А здесь у нас другой эмоциональный символ, но сделанный с изысканной художественностью. Бэн, три тысячи лет архитекторы проектировали здания с колоннами в виде женских фигур. Наконец, Роден показал: эта работа слишком тяжела для девушки. Он не сказал: «Послушайте, вы, подонки, если вам нужна колонна, сделайте мускулистую мужскую фигуру». Нет, он показал это. Бедная маленькая кариатида упала под непосильной тяжестью. Она — хорошая девушка — посмотри на ее лицо. Серьезная, огорченная своим падением, никого не видящая, даже богов… все еще пытающаяся поднять свою ношу, после того, как рухнула под ней.　

— Она — больше, чем хорошее искусство, разоблачающее псевдо искусство; она — символ каждой женщины, когда-либо сгибавшейся под непосильной ношей. И не только для женщины — она — символ мужчины и женщины, всю жизнь, без жалоб, проявляя силу духа, надрывающихся под непосильной ношей, пока она не придавила их. Это мужество, Бэн, и победа.　

— Победа в поражении, что может быть выше. Она не сдалась, Бэн, она все еще пытается поднять камень, придавивший ее. Она — отец, усердно работающий, в то время, как рак съедает его внутренности, чтобы принести немного денег домой. Она — двенадцатилетняя девочка, пытающаяся заменить мать своим братьям и сестрам, потому что Мама ушла на Небо. Она — телефонистка, остающаяся у пульта, когда дым не даст ей дышать, а огонь отрезает пути к отступлению. Она — все не воспетые герои, погибшие, но не — сдавшиеся. Идем. Вырази ей уважение, когда будешь проходить мимо, и пойдем посмотрим мою Русалочку.　

Бэн выполнил его просьбу буквально, Джубал не комментировал.　

— Ну, а эту — сказал он — Майк не дарил мне. Я не объяснял Майку, зачем поставил ее здесь… потому что и так ясно — это одна из самых очаровательных композиций, когда-либо созданных глазами и руками человека.