Роберт Хайнлайн - Чужой в чужой земле

Напротив него сидел доктор Нельсон.　

Джубал обнаружил, что его удивило бы только отсутствие доктора Нельсона. Он кивнул и сказал — Привет, Свен.　

— Привет, Док. Разделим воду.　

— Никогда не испытывай жажды. А ты здесь кто? Штатный врач?　

Нельсон отрицательно покачал головой.　

— Студент — медик.　

— Вот как. Ты чему-нибудь научился?　

— Я научился тому, что медицина не нужна.　

— Если бы твоя спросил меня, я могла сказать тебя. Ты видел Вана?　

— Он должен приехать поздно ночью или рано утром. Его корабль приземлился сегодня.　

— Он всегда сюда приезжает? — спросил Джубал.　

— Ван — студент-заочник. Он не может проводить здесь много времени.　

— Здорово будет повидаться с ним. Я его не видел целый год.　

Джубал заговорил с мужчиной, сидевшим справа от него, а Нельсон беседовал с сидевшей рядом с ним Доркас. Атмосфера за столом была насыщена тем же трепетным ожиданием, которое он ощущал раньше, но теперь ставшим еще более интенсивным. Он не мог сообразить в чем дело — спокойный семейный обед, мягкая, интимная обстановка. Однажды, вокруг стола стали передавать стакан с водой. Когда стакан попал к Джубалу, он отпил глоток и передал его девушке, сидевшей слева от него. Девушка, с широко раскрытыми глазами, была охвачена таким благоговейным трепетом, что не могла болтать с ним.

Джубал сказал ей: — Я предлагаю тебе воду.　

Ей с трудом удалось ответить:

— Благодарю тебя за воду, Отец — Джубал.　

Это единственное, что ему удалось услышать от нее за весь обед. Когда стакан прошел по кругу, достигнув пустого стула во главе стола, воды в нем оставалось на полдюйма. Стакан сам поднялся вверх, наклонился, и вода исчезла. Потом он мягко опустился на скатерть. Джубал решил, что принимал участие в «Разделении Воды», обычно проходившем в Сокровенном Храме. Церемония видимо проводилась в его честь, хотя она не была похожа на Вакхические празднества, которые, как он думал, сопровождали подобное приветствие. Может быть оно проходило так, потому что они были в необычайной обстановке? Или, может быть, он читал в неясных сообщениях то, что подсознательно хотел там найти?　

Или они смягчили ее из уважения к нему?　

Такая теория казалась наиболее вероятной и это рассердило его. Он убеждал себя, что очень рад из-за того, что его избавили от необходимости отказываться от приглашения участвовать в подобной церемонии. Джубал не желал принимать участия в подобном обряде, от которого он не получил бы удовольствия в любом возрасте — таковы уж его вкусы, и ничего тут не поделаешь.　

Но все равно, черт побери — «Чтобы никто не смел говорить о катании на коньках; Бабуля слишком стара и хила и это будет невежливо. Хильда, ты предложишь домино и мы все поддержим — Бабуля любит домино. Кататься на коньках мы пойдет в другой раз. Хорошо, дети?"　

Джубала возмущал этот план — он почти предпочитал пойти кататься, даже ценой сломанного бедра.　

Он выбросил это из головы с помощью человека, сидевшего справа от него. Джубал выяснил, что его зовут Сэм.　

— Препятствие только кажущееся — заверил его Сэм — Мы готовы были вылупиться из яйца и теперь развернемся. Конечно, у нас будут неприятности, потому что общество не позволит безнаказанно бросать вызов его основам. А мы бросаем вызов всему — от святого права на собственность, до святого брака.　

— И собственности тоже?　

— Собственности в том виде, в каком она существует сегодня. До сих пор Майк настроил против себя только нескольких нечестных игроков. Но что случится, когда появятся тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч и даже больше людей, которых не смогут остановить банковские сейфы и от того, чтобы они не взяли все, что им нужно, их будет удерживать самодисциплина? Правда, эта дисциплина куда крепче, чем любое правовое ограничение, но ни один банкир не сможет грок этого, пока сам не пройдет тернистую дорогу дисциплины… и пройдя ее, он уже не будет банкиром. Что произойдет с рынком, когда эрудиты будут заранее знать повысятся или понизятся акции?　

— А ты знаешь?　

Сэм отрицательно покачал головой — Я этим не интересуюсь. Но Сол, вон там — видишь того здоровенного официанта? — Мой кузен, вместе с Элли грок это. Майк требует, чтобы они вели себя осторожно — никаких слишком больших игр и они пользуются дюжиной подставных счетов, но любой знакомый с дисциплиной, может сделать сколько угодно денег на недвижимости, акциях, скачках, игре, да на чем угодно — когда конкурируют с непроснувшимися. Нет, деньги и собственность не исчезнут — Майк считает оба этих понятия полезными — но они перевернутся с ног на голову и людям придется учиться новым правилам. Хорошенько учиться, так как пришлось учиться нам, иначе они безнадежно отстанут. Что случится с Lunar Enterprises, когда обычным средством транспорта между Землей и Луна Сити станет телепортация?　

— Так мне покупать? Или продавать?　

— Спроси Сола. Он, может быть, использует теперешнее акционерное общество или приведет его к банкротству. Возможно он не станет его трогать столетие или два. Но подумай с позиции любой профессии. Как сможет учительница управиться с ребенком, который знает больше чем она? Что случится с врачами, когда все люди станут здоровыми? Что станет с предприятиями, выпускающими одежду и обувь, когда они перестанут быть необходимыми и женщины не будут так поглощены изысканными одеяниями (полностью они никогда не утратят интереса к ним) и никого не будет волновать застанут его с голым задом или нет? А сельскохозяйственные проблемы? Что произойдет с ними, когда сорняку можно будет приказать не расти, а урожай можно будет убирать без всяких ухищрений? Примеры можно приводить бесконечно; дисциплина все изменит до неузнаваемости. Возьми хотя бы одно изменение, которое подорвет и основы брака — в его теперешней форме — и основы собственности. Джубал, ты знаешь какую сумму в этой стране каждый год расходуют на противозачаточные препараты и приспособления?　

— Кое-что знаю, Сэм. Почти миллиард на оральные контрацептивы… более полумиллиарда на различные, совершенно бесполезные, патентованные средства.　

— Ах, да, ты же медик.　

— Только между делом.　

— Что случится с этой отраслью — и с навязшими в зубах угрозами моралистов — когда женщина сможет зачать только по собственной воле, когда она иммунна к болезням и ее интересует одобрение только таких, как она сама? Когда ее ориентация настолько изменилась, что она желает сношения так горячо, как и не снилось самой Клеопатре, но любой мужчина, который попытается изнасиловать се, умрет так быстро (если она так грок), что даже не успеет понять, что же с ним произошло? Когда женщина свободна от вины и страха, но неуязвима? Черт, фармацевтическая промышленность мелочь, а что будет с другими отраслями промышленности, законами, позициями, предубеждениями? Вся эта бессмыслица должна будет уступить?