Роберт Хайнлайн - Чужой в чужой земле

Пока миссис Дуглас распространялась на тему, в которой ничего не смыслила, Джубал Э. Харшоу, бакалавр права, доктор медицинских наук, доктор естественных наук, бонвиван, гурман, сибарит, чрезвычайно популярный писатель и философ-неопессимист сидел у себя дома в Поконосе, около бассейна, почесывая седую поросль на груди и поглядывая на трех своих секретарш, плещущихся в воде. Все три были восхитительно прекрасны и все три были великолепными секретаршами. С точки зрения Харшоу принцип наименьшего действия требовал объединения профессиональных качеств с внешними данными.　

Анна была блондинкой, Мириам — рыжей, а Доркас — брюнеткой. Их комплекция представляла последовательный ряд от приятной полноты до стройной изящности соответственно. Разница в возрасте между ними доходила до пятнадцати лет, но невозможно было сказать кто старше.　

Харшоу работал. Большая его часть разглядывала хорошеньких девушек, вытворяющих разные шутки с солнцем и водой, меньшая, закрытая не пропускавшими ни света, ни шума ставнями, творила. Он всюду провозглашал, что его метод работы состоит в том, чтобы запараллелить гонады со спинным мозгом и отключить головной. Его привычки придавали правдоподобие этой теории.　

Микрофон на столе был подключен к диктописцу, но Харшоу пользовался им исключительно для замечаний. Когда он был готов писать, он прибегал к помощи стенографистки и наблюдал за ее реакцией. Сейчас он был готов.　

— Эй, сюда! — рявкнул он.　

— Очередь Анны! — ответила Доркас — Я позову ее. Вон те круги на воде — это как раз она.　

— Давай: ныряй за ней!　

Брюнетка ушла под воду. Несколько секунд спустя Анна вскарабкалась наверх, набросила халатик и села на стол. Она ничего не сказала и не сделала никаких приготовлений: у нее была абсолютная память.　

Харшоу взял ведерко со льдом, в котором стояла бутылка с бренди, и как следует приложился.　

— Анна, у меня готов душещипательный рассказ… О котенке, который забрел в сочельник в церковь погреться. Кроме того, он был голодным, замершим и одиноким, у него — бог знает, почему — была поранена лапка… Хорошо. Начали: «Снег валил не переставая с самого…»　

— Под каким псевдонимом?　

— М-м… Пусть будет Молли Уодсворт (достаточно сентиментален). Заглавие такое: «Другие ясли». [7] Здесь: «кормушка».

Начали…　

Он диктовал, а сам время от времени поглядывал на ее лицо. Когда из закрытых глаз Анны закапали слезы, Харшоу слегка улыбнулся и прищурился. К тому времени, как он закончил, слезы текли в три ручья у обоих — оба омывались слащавым умилением.　

— Конец — объявил он — Вытри нос. Отошли его и, ради Бога, постарайся, чтобы он никогда не попадался мне на глаза.　

— Джубал, вам никогда не бывает стыдно?　

— Никогда.　

— Однажды я не утерплю и пну ногой в ваше жирное пузо за такие вещи!　

— Знаю. Ты лучше прикрой свои ляжки и позаботься о рассказе, пока я не передумал.　

— Слушаюсь, Босс.　

Она чмокнула его в лысину на макушке, проходя мимо. Харшоу завопил:　

— Сюда! — и перед ним вытянулась Мириам. Но тут громкоговоритель на крыше дома неожиданно подал признаки жизни.　

— Босс!　

Харшоу пробормотал что-то энергичное, но малоразборчивое. Мириам фыркнула.

— Да, Лэрри?　

— Тут у ворот дама — ответствовал громкоговоритель — и еще труп.　

Харшоу взвесил услышанное.　

— Хорошенькая?　

— Э-э… Да.　

— Так что ж ты дурью маешься? Впусти ее — Харшоу опустился в кресло — Начали! — скомандовал он Мириам — Монтаж из сцен городской жизни. Камера наплывает, показывая одну из сцен крупным планом. Комната. На стуле с прямой спинкой сидит полицейский. Фуражки нет, воротник расстегнут, лицо покрыто потом. Между зрителями и полицейским видна спина еще одного человека. Он поднимает руку, отводит ее назад, почти за стенки стереовизора и отвешивает полицейскому тяжелую пощечину. Стоп — Харшоу поднял голову и сказал — Отсюда потом и начнем.　

По холму, направляясь к дому, катила машина.　

Джил сидела за рулем. Рядом расположился молодой человек. Едва машина остановилась, юноша выскочил с такой поспешностью, словно не желал иметь с ней ничего общего.　

— Вот она, Джубал.　

— Вижу, вижу. С добрым утром, девочка. Лэрри, где там этот труп?　

— На заднем сидении. Босс. Под одеялом.　

— Но это не труп! — запротестовала Джил — Это… Бэн говорил, что вы… то есть… — она всхлипнула.　

— Ну, ну, дорогая моя — мягко проговорил Харшоу — Не так уж много найдется трупов, достойных слез. Доркас, Мириам, позаботьтесь о ней… Дайте ей выпить и умойте личико.　

Он подошел к заднему сидению и поднял одеяло. Джил отстранила его и торопливо, едва не срываясь на крик, заговорила:　

— Вы должны выслушать меня! Он жив!.. По крайней мере, я надеюсь, что он жив! Он… О, господи! — по ее лицу снова покатились слезы — Я так устала… И так боюсь!　

— Похоже, что это труп — пробормотал Харшоу — Температура тела упала до температуры воздуха… Окоченение, впрочем, не совсем типичное. Когда он умер?　

— Да не умер он! Можем мы привести его в чувство? Мне было так страшно тащить его!　

— Хорошо. Лэрри, помоги мне… Ты что такой зеленый? Перестань! Наблюешь — сам и убирать будешь…

Они взяли Валентина Майкла Смита и опустили его на траву, тело осталось напрягшимся и скрюченным. Доркас принесла стетоскоп, поставила его рядом с Харшоу, включила и повернула верньер усилителя.　

Харшоу воткнул в уши трубки и стал прослушивать предполагаемого мертвеца.　

— Боюсь, вы ошибаетесь — мягко сказал он Джил — Тут я бессилен… Кем он был?　

Джил вздохнула. С ее лица как-то сразу сошла вся краска и она ответила ровным и безжизненным голосом:　

— Он был Человеком с Марса. Я так старалась…　

— Я уверен, что ста… Человеком с Марса?!　

— Да… Бэн… Бэн Кэкстон говорил, что вы тот человек, к которому можно обратиться за помощью.　

— Бэн Кэкстон? Я высоко ценю дове… Тс-с! — Харшоу сделал жест, призывающий к молчанию. Вид у него стал до крайности удивленным — Сердечная деятельность! Я глуп, как старый бабуин!.. Доркас, наверх, в лазарет… Третий ящик в запертой части холодильника, код «Светлые сны». Неси ящик и один кубик гипосульфита!　

— Бегу!　

— Доктор, никаких стимуляторов!　

Харшоу обернулся к Джил.　

— Что?　

— Извините, сэр. Я простая медсестра, но это особый случай… Я знаю.　

— М-м… Теперь это мой пациент. Впрочем, сорок лет назад я обнаружил, что я не Бог, а десятью годами позже открыл, что я даже не Эскулап. Что вы предлагаете?　

— Я хочу попробовать разбудить его… Все, что вы будете делать, лишь ухудшит его состояние.　

— Хм-м… Что ж, валяйте. Только не пользуйтесь топором. А потом испробуем мои методы.