Роберт Хайнлайн - Чужой в чужой земле

Около полуночи он загасил двадцать седьмую сигарету и сел в кровати.　

— Сюда! — завопил он в микрофон.　

Появилась Доркас в халате и шлепанцах. Она зевнула и сказала:　

— Да, Босс?　

— Доркас, последние двадцать или тридцать лет я был зловредным паразитом.　

Она опять зевнула.　

— Это всем известно.　

— Никогда не льсти… В жизни каждого человека наступает время, когда он должен перестать быть благоразумным, время расправить плечи и заявить о себе, зажечь огонь во имя свободы, поразить зло…　

— У-а-а-у…

— Прекрати зевать! Это время пришло!　

Она оглядела себя.　

— Тогда, может быть, мне переодеться?　

— Да. И зови сюда остальных. Дел хватит на всех. Вылей на Дюка ведро воды и скажи, чтобы он стер пыль с этого маленького трепача и сделал его работоспособным. Я нуждаюсь в новостях.　

Доркас ошарашено уставилась на него.　

— Вы говорите о стереовизоре?　

— Делай, что говорят! Скажи Дюку, если эта штука будет не в порядке, пусть подыскивает себе другое место. А теперь — брысь! Нам предстоит горячая ночка!　

— Хорошо — согласилась Доркас с сомнением в голосе — Но сперва я должна промерять вам температуру.　

— Молчи, женщина!　

Дюк подключил приемник как раз к тому времени, когда повторяли второе интервью с подставным Человеком с Марса. Комментарий включал в себя слухи о перелете Смита в Анды. Джубал сложил два и два и после этого до утра звонил разным людям. На рассвете Доркас принесла ему завтрак — шесть сырых яиц, вылитых в бренди. Он глотал эту смесь и размышлял о том, что одно из преимуществ долгой жизни то, что человек знаком со всеми мало-мальски известными персонами и может позвонить в случае надобности кому угодно.　

Харшоу смастерил хорошенькую бомбу, но не собирался выдергивать чеку, пока сильные мира сего не вынудят его к этому. Он понимал, что правительство может снова упрятать Смита под замок на основании того, что он по обычным стандартам слабоумен и является психопатом с точки зрения медицины. Его состояние, с одной стороны, было вызвано неземным воспитанием, с другой, тем, что его опять швырнули в другое, совершенно чуждое ему общество людей.　

Но он относился к слабоумию Смита, к его психозу, как к вещам малозначащим. Этот человек сумел основательно и довольно успешно приспособиться к негуманоидному обществу — но это будучи неразумным младенцем. Сможет ли он взрослым, со сложившимися привычками и устоявшимся мышлением, приспособиться еще раз, так же радикально? Ведь для взрослого это во много раз труднее. Доктор Харшоу намеревался узнать это. Впервые за несколько десятков лет он проявил настоящий интерес к медицинской практике.　

Помимо этого его приятно щекотала мысль о предоставившейся возможности сделать что-то наперекор сильным мира сего. Анархичность — это прирожденное качество каждого американца — была доминирующей чертой его характера. Предстоящая схватка с правительством планеты придавала его жизни не изведанную доселе остроту.　

Вокруг невзрачной звезды типа G, на краю средних размеров галактики вращались, как и миллиарды лет назад, планеты, подчиняясь обратному квадратичному закону, упорядочивающему пространство. Четыре из них были достаточно велики, чтобы их можно было заметить, остальные были так, огрызками, то одевающимися в феерические одежды больших, то пропадающими в черноте пространства. Все они, как это обычно бывает, были заражены той странной извращенной формой энтропии, которая зовется жизнью. На третьей и четвертой температура колебалась около точки замерзания одноокиси водорода, вследствие этого на них развилась жизнь, достаточно сложная, чтобы допустить контакт.　

Древнюю расу Марсиан, обитающую на четвертом огрызке, не слишком-то занимал контакт с Землей. Нимфы радостно носились по его поверхности, учась жить, и восемь из десяти погибали во время этого учебного процесса. Взрослые Марсиане, разительно отличающиеся формой тела от нимф, толпились в сказочно прекрасных городах и были так же спокойны, как нимфы — непоседливы, хотя их мозг жил более богатой и насыщенной жизнью.　

Взрослые не были освобождены от работы в человеческом смысле этого слова. Они присматривали за планетой: рощам нужно было говорить, когда и где вырастить нимф; нимф, прошедших ученичество, нужно было собирать в рощах, лелеять, оплодотворять; появившиеся в результате этого яйца нужно было беречь, обеспечивать все условия для их нормального развития; выполнивших свое предназначение нимф нужно было уговаривать бросить свои ребяческие выходки и превратиться во взрослых. Все это нужно было делать — но это было для Марсиан не большим трудом, чем дважды в день прогуливать свою собаку для человека, управляющего в перерывах между прогулками корпорацией общепланетного масштаба (хотя для существ с Арктура-111 эти прогулки могли бы показаться единственной формой работы магната — раба этого пса).　

И Марсиане и люди относились к жизненным формам, обладающим самосознанием, однако они развивались в совершенно различных направлениях. Все человеческие поступки, все человеческие надежды и страхи управлялись прискорбным и странно прекрасным способом репродуцирования и постоянно носили на себе его отпечаток. На Марсе было то же самое, но вывернутое наизнанку. В основе марсианского способа лежала, как и во всей этой Галактике, двуполость, но у Марсиан она имела такое отличие от земной, что понятие «пол» существовало лишь для биолога и начисто отсутствовало для земного психиатра. Марсианские нимфы были женщинами, а взрослые — мужчинами.　

Но и те и другие — лишь функционально, не затрагивая психологию. Разделения на мужчин и женщин, управляющего жизнью людей, на Марсе попросту не существовало. На Марсе не могло быть никакой возможности «вступить в брак». Взрослые были громадны и напоминали первым увидевшим их людей буера под парусами. Они были пассивны физически и активны умственно. Нимфы были пухлыми пушистыми шарами, полными бьющей через край безумной энергии. Между психологическими базисами Земли и Марса не было никаких параллелей. Человеческая двуполость была и связующей силой и движущей энергией для любого проявления человеческой деятельности — от сонетов до уравнений ядерной физики. Если кто-нибудь подумает, что это преувеличение земных психологов, пусть поищет в патентных бюро, библиотеках и картинных галереях то, что создали евнухи.　

Марс, катящийся по своей дороге, обратил мало внимания на «Посланника» и «Победителя». Событие произошло слишком недавно, чтобы их заметить. Если бы Марсиане издавали газеты, каждый их выпуск приходил бы через год, не раньше. Контакт с иной расой ничего нового для Марсиан не представлял: это случалось раньше, случалось и сейчас. Когда новая раса будет полностью грок (спустя земное тысячелетие или около того), тогда наступит время действовать, если будет такая необходимость.