Роберт Хайнлайн - Чужой в чужой земле

— Конечно, это совсем не значит, что мы должны торговать ею, не больше чем бутылка виски означает, что я должна напиться и избить полицейского. Ты не можешь продавать любовь и не сможешь купить счастье, на них нет ярлычка с ценой… и если ты думаешь ярлычок есть, дорога в Ад открыта перед тобой. Но если даешь с открытым сердцем и получаешь то, что у Бога имеется в неограниченном количестве, Дьявол и прикоснуться к тебе не посмеет. Деньги?

Она посмотрела на Джил.

— Дорогуша, ты же не стала бы проводить разделение воды с кем-нибудь, скажем, за миллион долларов? Нет, даже за десять миллионов, свободных от налогов.　

— Конечно, нет.

«Майк, ты грок это?»　

«Почти полностью, Джил. Оожидание.»　

— Видите, дорогие? Я знаю, в этой воде была любовь. Вы «ищущие веру» и очень близки к свету. Но потому что вы двое, движимые любовью в вас, «разделили воду и сблизились», как говорит Майк, я могу рассказать вам кое-что, чего, обычно, не имею права говорить ищущим веру.　

У Преподобного Фостера, самоосвященного или посвященного Богом, в зависимости оттого, на какой источник ссылаться, было чутье к пульсу своего времени больше, чем у опытнейшего актера, оценивающего зрителя. Культура, известная как «Америка», страдала от расщепления личности на протяжении всей своей истории. Ее законы были пуританскими; ее скрытое поведение склонялось к Раблезианству; главные религии похожи на культ Аполлона; ее пробуждения были почти Дионисийскими. В двадцатом столетии (Земная Христианская Эра) нигде на Земле секс так энергично не подавлялся, и нигде не было такого глубокого интереса к нему.　

У Фостера были две черты, общие для каждого великого религиозного лидера этой планеты: 1. Он был исключительно притягательной личностью; 2. Его сексуальные способности отличались от нормальных человеческих. На Земле великие религиозные лидеры всегда давали обет безбрачия, или… совсем наоборот. Фостер не давал обета безбрачия.　

Так же как его жены и жрицы. Убедительное доказательство к воскрешению по Новому Откровению, включало ритуал исключительно подходящий для сближения.　

В истории Земли многие культы использовали тот же метод, но в Америке, в таком масштабе, до Фостера им не пользовались никогда. Фостера не раз изгоняли из города, прежде чем он усовершенствовал метод, позволивший ему распространить свой козлиный дурно пахнущий культ. Когда он составлял свое Новое Откровение, он понемногу заимствовал у Масонства, Католицизма, Коммунистической партии и шоу с Мэдисон Авеню, точно также, как у более ранних священных писаний. Фостер обильно подсластил все это, замаскировав под раннее Христианство. Он учредил внешнюю церковь, в которую мог ходить каждый. Потом была средняя церковь, по внешнему виду «Церковь Нового Откровения», где счастливо спасенные, уплатив церковную десятину, пользовались всеми выгодами постоянно расширяющегося бизнеса, и восхваляли это в бесконечном карнавале Счастья, Счастья, Счастья! Их грехи были прощены, очень мало оставалось греховного, если они поддерживали свою церковь, честно вели себя со своими братьями Фостеритами, осуждали грешников и были Счастливы. Новое Откровение не особенно поощряло разврат, но в нем хватало таинственности, когда речь шла о сексуальном поведении.　

Средняя церковь поставляла штурмовые отряды. Фостер позаимствовал этот трюк у Вобблеров [28] Вобблер (Wobbly) — член Iww-industrial worker of the world (индустриальные рабочие мира) — профсоюзная организация в США. начала XX века; если где-нибудь пытались запретить Фостерианское движение, Фостериты обрушивались на этот городок, и ни тюрьмы, ни полиция были не в состоянии управиться с ними — полицейским ломали ребра, тюрьмы разрушали.　

Если прокурор проявлял неосторожность и выносил обвинение, доказать его было невозможно. Фостер (все познав па собственном опыте) принял меры к тому, чтобы обвинение становилось гонением, прикрытым буквой закона; ни один Фостерит не был осужден как Фостерит, даже если обвинение поддерживал Верховный, а потом и Высокий Суд.　

Внутри открытой церкви существовала Внутренняя Церковь-ядро полностью посвященных, состоящее из духовенства, светских лидеров, хранителей ключей и творцов политики. Они были «возрождены», вне греха, уверены в том, что попадут на небо, и единственными священниками (жрецами) внутренних мистерий.　

Фостер отбирал их лично и очень тщательно, пока эта работа не превысила возможностей одного человека. Он искал мужчин, подобных себе и женщин, похожих на своих жен — жриц — энергичных, полностью убежденных, упорных и свободных (или способных освободиться, как только они очистятся от вины и неуверенности) от ревности в ее самом человеческом значении. Все они были потенциальными сатирами и нимфами, поскольку в секретной церкви процветал культ Диониса, которого так не хватало Америке и для которого уже был подготовлен громадный потенциальный рынок.　

Фостер вел себя очень осторожно, если кандидаты были женаты: во внутреннюю церковь должны были проходить оба супруга. От кандидатов холостяков требовались сексуальная привлекательность и агрессивность; он постоянно внушал своим священникам: мужчины должны превышать или быть в равном количестве с женщинами. Неизвестно, изучал ли Фостер похожие, более ранние культуры в Америке, но он знал или чувствовал: большинство их потерпело крах из-за собственнической похотливости жрецов, приводившей к ревности. Фостер не повторил их ошибки; он никогда не оставлял женщин только для себя, даже тех, на которых женился.　

Он не проявлял поспешности в расширении ядра своей группы; средняя церковь предоставляла возможность утолить более умеренные потребности масс. Если возрождение давало две пары, способные на «Небесный Брак», Фостер был удовлетворен. Если не давало ни одной, он ждал, когда семена дадут всходы и посылал прожженных жреца и жрицу выращивать их.　

До тех пор, пока это было возможно, он проверял пары кандидатов сам с помощью одной) из жриц. Учитывая, что такая пара была уже «спасена», насколько это касалось средней церкви, он почти не рисковал. С женщиной вообще не было никакого риска, а мужчину он оценивал, прежде чем позволить жрице действовать.　

Прежде чем ее спасли, Патриция Пэйвонски была молодой, замужней и «очень счастливой». Один ребенок, муж, намного старше ее, которого она уважала и даже восхищалась им. У Джорджа Пэйвонски, благородного, любящего человека, был лишь один недостаток, но этот недостаток частенько оставлял его слишком пьяным в конце долгого дня, для того, чтобы доказать свою любовь. Патти считала себя счастливой женщиной, правда, Джордж иногда проявлял нежность к клиентам женского пола… и это заходило довольно далеко, особенно с утра. Конечно, когда делаешь татуировку, нужно уединение, тем более, если приходила леди. Патти смотрела на это сквозь пальцы; она сама иногда назначала свидания клиентам, особенно после того, как Джордж все больше и больше стал прикладываться к бутылке.