Лев Долгопольский - Прошедшие лабиринт [СИ]

Впрочем, лишняя тут, скорее всего, та серая крыса, которую поймали раньше всех. Теперь, когда судьба всех трех институтских крыс известна, это не вызывает сомнений. Но откуда она взялась? Меренков решил поэкспериментировать, помимо лабораторных, еще и на подвальных крысах? Вряд ли. Неудача с первой партией должна была подействовать на него отрезвляюще. Кто-то другой завладел кристалликом парацельсия? Вряд ли бы он стал скармливать его подвальной обитательнице. И не позволил бы он Мнемонику Евстигнееву ее так быстро поймать. Может быть, Меренков случайно пролил раствор парацельсия или просыпал кристаллики? Это кое-что объясняет, но ведь есть еще и кошка, и рыбы, и жаба, и муравьи… Такое впечатление, что раствор Меренков не пролил, а выплеснул…

Но ведь это тоже абсурд! Зачем Меренкову выливать раствор парацельсия? Не для того же он над ним корпел, чтобы потом взять и выплеснуть… Кроме того, как ни крути, а рыбы в этот сценарий все равно не вписываются — если бы Меренков и вылил раствор, он бы его вылил в канализацию, в крайнем случае, за окно (это маловероятно, но допустимо), но уж никак не в аквариум. А может быть, он его не вылил, а пролил?

«…могу утверждать, что речь идет скорее всего об ошибке или несчастном случае, нежели об очередном эксперименте непосвященного Меренкова. Вероятнее всего, означенный Меренков пролил немного раствора или просыпал немного кристаллов парацельсия в аквариум. Небольшое по нашим понятиям количество, оказалось явно избыточным для рыб, что и повлекло за собой описанные выше изменения. Учитывая, что аквариум находился на подоконнике (или был переставлен туда позднее), можно предположить, что воду оттуда (ставшую фактически раствором парацельсия) выплеснули за окно — в результате чего мы имеем преображенных муравьев, а также кошку и еще одну крысу. Допустима и другая гипотеза, согласно которой воду из аквариума слили в канализацию, а крыса и кошка прошли Преображение, попросту лизнув прохудившуюся трубу (при этом несколько капель могли попасть и на муравьев). Эта гипотеза менее вероятна, но не исключена.

Соответственно, мои рекомендации в таком случае будут…»

В дверь постучали. В чем дело? Ведь просил же не беспокоить! Хоть табличку на дверь вешай… Срочно? Пакет из Анапы? Из Подольска тоже? Это мне уже начинает не нравиться. Одним Подольском мы уже все сыты по горло, а тут еще и Анапа, куда уехал этот прохвост… Ладно, давайте пакеты сюда. Так, что тут? Да вы что, смеетесь?

В пакете оказалась пачка сталинских сторублевок. Десять сложенных вдвое бумажек довольно внушительного размера. Впрочем, и ценность этих бумажек была когда-то весьма внушительной, не чета тем куцым десяткам, на которые эти сотенные потом обменяли. Но то было тогда, а теперь это всего лишь раскрашенные бумажки, покрытые пятнами плесени, которые уже давным-давно нигде не принимают. И кому какое теперь дело до выжившей из ума торговки, которая вдруг, спустя двадцать лет, вспомнила, куда она спрятала мужнины премиальные? Так бы и ходила она по сберкассам, не работай в одной из них Мнемоник Андреев, который и поменял ей аннулированные деньги, выложив взамен свои кровные сто рублей… Ну-ка, что он там пишет?.. Или нет, сначала Подольск…

Из пакета на ладонь выкатилась алюминиевая монетка с неровными краями. На одной ее стороне была крупная цифра 10 и какие-то иероглифы, на другой — кувшинчик или амфора в окружении пальмовых ветвей. Никому так и не удалось разобрать ни достоинства монетки, ни года ее выпуска, ни страны, в которой ее отчеканили. Чтобы это узнать, нужно было быть либо специалистом-востоковедом, либо евреем, получившим хотя бы начальное образование на древнееврейском языке. Эта израильская монетка достоинством в десять «прутот» и была той самой «заграничной монетой», которую Генка Вяльцев выспорил у Гришки Метелкина.

Вечерние прогулки Антона с Людой продолжались. Но расчет Антона на быструю победу над провинциалкой и приятное развлечение не оправдывался. Он чувствовал себя вовсе не победоносным ловеласом, а едва ли не робким соискателем: Люда была дружелюбна, весела, с удовольствием играла в пляжный волейбол, купалась после захода солнца, не тушевалась перед бойкими научными кадрами из когорты прибывших на симпозиум, но у Антона совершенно не хватало куражу обнять ее в сумраке вечернего парка. Это было настолько для него нетипично, что он сам себе удивлялся: обычно на такой стадии знакомства он уже окучивал девушку с проникновением в сладостные тайны сарафанчиков, кофточек и застежечек…

Даже доклад прошел как-то вяловато. Антон, конечно, не посрамил, рассказал все толково, и на вопросы отвечал снисходительно-подробно, но удовлетворения не получил. «Влюбился я, что ли? — размышлял он. — Только этого мне не хватало, ведь не мальчишка уже. Тем более сейчас — симпозиум этот некстати, а там у меня Сергей без присмотра. И что с крысами — непонятно совершенно, абсолютно мне это неясно… С одной стороны, он в последнем разговоре как-то не проявил энтузиазма. А с другой — нутром чую, что-то не так. Вот не так что-то, и все тут. Ехать, ехать надо скорее, не до амуров…» Но на следующий вечер опять поплелся к водопаду и стал высматривать Люду.

Люда тоже сама себе удивлялась: азарт мышеловки при виде перспективного кадра совершенно прошел, уступив место иронии и спокойствию. Это было ново и непривычно, но, в общем, скорее приятно. Главное — легко. Парень действительно симпатичный, и неглуп, и собой недурен, и с пропиской, ну и что? Есть он — хорошо, нет — и не надо… И она с изумлением убедилась, что именно отсутствие заинтересованности больше всего и действует в желаемом ранее направлении: Антон заглотнул крючок и смотрел ей в рот, как никто и никогда раньше. Вспоминая, как она гонялась за Сергеем, Люда готова была просто плеваться в зеркало.

Проблема обозначилась совсем на другом фронте: сожительницы по пансионату были весьма недовольны ее поздними возвращениями. Сами они ложились спать рано, и как ни старалась Люда прокрасться в комнату тихо, все равно кто-нибудь демонстративно вздыхал. А наутро дамочки наперебой рассказывали друг другу, как плохо им спалось, и как они не сомкнули глаз, и так далее. Или заводили многозначительные разговоры про безнравственность современной молодежи и пагубные последствия оной. Все это сопровождалось многочисленными примерами из жизни знакомых и сослуживцев и несло мощнейший заряд житейской мудрости.

Утром же Люде хотелось поспать подольше, да не тут-то было: просыпался визгливый ребенок и начиналась катавасия утреннего кормления, умывания, воплей «мамаяхочукупаться» и «деточкатебенельзя утебясопельки», и вынести все это было невозможно. Люда с симпатией вспомнила тихий дворик Фоминичны и ее уютную хатку…