Лев Долгопольский - Прошедшие лабиринт [СИ]

«Не сметь! — отчетливо прозвучал в его сознании голос Метрессы. Ее пронизывающий взгляд, возникнув в воображении Прохорова, не оставил места крамольным размышлениям. — Я приказываю!»

— Я пришел по велению чести и долга! — утвердился Прохоров уже без всякой неуверенности в голосе. Ответил, как всегда отвечал в таких случаях, как отвечал все эти годы, являясь в Цитадель с докладом. Ответил правильно.

И взгляд Метрессы сразу же подобрел, из пронизывающего став подбадривающим. Таким обычно был ее взгляд после экзаменов, когда нужно было похвалить Адептов, еле державшихся на ногах от переутомления. «Все будет хоккей», — теперь ее голос напоминал голос заботливой матери, хвалящей любимого ребенка, выдержавшего испытания. Этой запомнившейся Прохорову фразой она давала понять Адептам, что их усилия не были напрасны…

— Ступай, и да будет путь твой угоден Постигнувшим Тайну, — напутствовал Хранитель Врат.

Ритуал завершился. В стене напротив входа приоткрылась дверь, и полоска света, проникавшего из коридора, протянулась тоненькой дорожкой по мраморным плитам зала, как бы приглашая пришельца выйти из тьмы — к свету.

И почему-то показалось Прохорову, будто в лучах этого света мелькнуло платье Метрессы. И будто бы вместе с Метрессой в коридор, куда допускались лишь Преображенные, проникла белая крыса с пятнышками на боку. Та самая крыса, которая слопала рогалик. Которая пару дней спустя угодила под автобус — прямо на глазах Мнемоника, которому надлежало ее поймать. И вот, спустя почти две недели, она вдруг возникла здесь, в Зале Хранителя, мелькнула в полоске света и скрылась в дверном проеме вместе с Метрессой — которой тоже полагалось на время ритуала оставить его одного и которая уж никак не могла его опередить…

«Этого не может быть», — подумал Прохоров, закрывая дверь. И тут же сообразил — видения были слишком яркими для такого освещения, и тени они не отбрасывали. Усмехнувшись (все-таки он уже лет двадцать как Наблюдатель, его такими трюками не проведешь), он направился в аналитический отдел.

— Насте своей скажи, все в порядке: не хочет подавать заявление — не надо, — изрекла Варвара Никаноровна, запихивая полотенца в объемистую дерматиновую сумку.

— Почему же так прямо не надо? — решился возразить Сергей.

— А ты, что ли, жениться на ней собрался? — взбеленилась Варвара Никаноровна. — Да ты на себя-то посмотри, жених! Когда же ты, наконец, жить научишься, Митрофанушка?! В кои-то веки матери твоя помощь понадобилась — и того не смог! Хорошо еще, сослуживец у тебя пронырливый оказался. Как там его, Прохоров вроде? Вот ты бы у него поучился, пример бы с него брал. Я ему и рассказать-то толком не успела, как он мне говорит — будут туфли, у меня знакомый есть, он достанет, приходите, говорит, в институт к двум часам — вместе к нему поедем. Вот это я понимаю, деловая хватка. А ведь по нему не скажешь… Тебе бы с него пример брать, а ты, ну как я не знаю кто…

— Кем же оказался его знакомый? — спросил Сергей, желая отвлечь мать. — Завскладом? Директором магазина для новобрачных?

Тут Сергей поймал себя на том, что ему и самому интересно, что же это за знакомый такой оказался у Прохорова. Понятно, что это наверняка был кто-то из Общества, но кто же?

— Поднимай выше! — торжествующе изрекла Варвара Никаноровна. — Он… он… — запнулась она, вдруг поймав себя на том, что никак не может вспомнить, что же это было за учреждение и как называлась должность, которую занимал влиятельный знакомый Прохорова. Как она ни напрягала свою память, ей не удавалось вспомнить ничего, кроме какого-то дубового шкафа, в котором стояли почему-то клетки с крысами. Но ничего подобного, конечно же, не могло быть в кабинете такого важного начальника…

— Ну, мы с ним сначала пошли по его делам, где-то в Москве, я не запомнила, но он сказал, что взял там направление, а потом мы приехали в ГУМ, поднялись на третий этаж, ты когда-нибудь был в ГУМе на третьем этаже? я ни разу, и там когда направление увидели, сразу стали такими любезными, показали все запасы, и я для Лены отобрала подходящие. Вот, смотри, — предложила она Сергею, доставая из сумки коробку, завернутую в «Советский спорт». — Да и я получше рассмотрю, а не второпях.

Под газетой оказался слой оберточной бумаги. Впрочем, вряд ли у кого-то повернулся бы язык назвать такую бумагу оберточной. Глянцевая, кремового цвета, с красно-бело-зеленой эмблемой какого-то магазина… Это было слишком даже для Варвары Никаноровны.

— Ой, господи! — простонала она, опустившись на диван. Коробка, выскользнув у нее из рук, упала на пол и раскрылась, продемонстрировав ошеломленной Варваре Никаноровне пару великолепных белых туфель. Туфли были связаны друг с другом тонким золотистым шнурком, на конце которого болтался ярлычок с все той же красно-бело-зеленой эмблемой и непонятными надписями латиницей. Куда там спецтуфлям для новобрачных…

Тут кто-то заскребся в дверь. Недоумевая, что бы это могло значить, Сергей выскользнул в прихожую, приоткрыл дверь и, к своему изумлению, увидел на лестничной площадке знакомую крысиную мордочку. Оглядевшись и, очевидно, оставшись довольной увиденным, мордочка подмигнула Сергею, пискнула — и из-за двери тут же выскочила толстенькая крыса, в которой Сергей с некоторым трудом признал Наполеона. Прошмыгнув в квартиру, тот опрометью бросился под диван. Вслед за ним появился и сам Тито. Исцарапанный и грязный, он почему-то пятился задом, не сводя глаз с Варвары Никаноровны.

Появление Тито вывело Варвару Никаноровну из оцепенения.

— О, а вот и наш мурлыка пришел, — обрадовалась она. — Иди сюда, пушистик… — Варвара Никаноровна попыталась взять крысу на руки.

Но Тито ускользнул от ее объятий и, все так же пятясь, уполз под диван. Оттуда слышалось его тяжелое дыхание — словно ему пришлось в этот день пробежать не один километр.

— Что это с ним? — удивилась Варвара Никаноровна.

— Не знаю, мама, — ответил Сергей. — Может быть, он устал. Лучше оставь его в покое, пусть отдохнет…

Несмотря на все навалившиеся житейские закруты, Сергей как мог старался не отвлекаться от своих химических проблем. Мозг должен постоянно быть настроен на работу, чуть отвлечешься, потом пару дней наверстывать надо — это он знал твердо. Постоянно думать, постоянно видеть перед собой задачу — всю в целом и, отдельно, ее ближайший край. Получается или не получается — штурм должен идти непрерывно. Вот и сейчас в его голове то и дело проигрывался последний странный сон, та фантасмагория с крысиной армией и чайным грибом Парамоном. Чайный гриб, этакий сверхсвязник, совсем не по его тематике, но вот крысы — тут было о чем призадуматься.