Леонид Пузин - Приговорённые к совершенству [СИ]

В тесном кругу самых близких друзей Андрея Матвеевича отпраздновав Рождество, Горчаков отклонил приглашение ростовского Губернатора задержаться на встречу Старого Нового Года — Дикое Поле не то место, которое можно надолго оставить без присмотра бдительного хозяйского ока. Но и кроме: слова Светы о том, что участь не только России, но и всей Вселенной решается сейчас не в Ростове, несмотря на всю кажущуюся абсурдность этого заявления, запали в душу полковника. Ибо каким-то невероятным образом — вне всякой логики — резонировали с призвавшим Иннокентия Глебовича в марте две тысячи судьбоносного года Голосом. Нет, не с осознанным полковником Горчаковым спустя несколько минут, как приказ ради спасения России идти в Дикое Поле, повелением Свыше, а с первоначальной вспышкой в мозгу — когда не только никаких слов, но даже и никаких определённых образов Иннокентию Глебовичу ещё не явилось, а были только общие ощущения Избранничества и Высокой Миссии. Которые уже задним числом человеческий ум Горчакова истолковал, как призыв идти в Дикое Поле. И когда Света, приглашённая на бывшее у него с ростовским Губернатором «приватное» совещание, заговорила о сверхсознании Ольги, Большом Равновесии и о несуществующем (инвариантном) прошлом, в которое будто бы попал её муж, Иннокентий Глебович почувствовал, что эта, нарисованная Светой, фантастическая реальность наилучшим образом соответствует тому первоначальному озарению, которое спустя несколько минут его приземлённый ум истолковал так неточно и грубо. А пожалуй что — и примитивно: любыми (по правде — очень сомнительными) средствами объединить распавшуюся Россию и войти в историю эдаким царём-спасителем. Или президентом-объединителем — суть не в названии. Ну да, для полковника службы безопасности это, может быть, и миссия, но вовсе не та Миссия, которая заслуживает прописной буквы.

Однако до Светиных «откровений» на секретном совещании, Горчаков ни разу не усомнился, что — та. Ведь, казалось бы, выше, чем спасение России, Миссии быть не может. Но… вот именно! Если исчезнет Вселенная, что останется от России?

И хотя Иннокентий Глебович понимал, что Светины фантазии относительно Большого Равновесия, инвариантного прошлого и Ольгиного сверхсознания, кроме как бредом помешавшейся от тревоги за мужа беременной женщины, ничем иным быть не могут, чем-то, выходящим за границы рационального, он прозревал её правоту: объединение России, насколько бы значительной и благородной эта задача ни представлялась, Миссией с прописной буквы всё-таки не является.

Да, но в таком случае — что есть Миссия? В чём его, Горчакова, истинное Призвание? Ведь не в том же, конечно, чтобы быть Батькой у дикопольских наркобаронов? До Светиных откровений казалось: Дикое Поле — это только начало. Далее: вхождение в Конфедерацию Югороссии, покорение Москвы и, наконец — объединение России. Но… а не соврал ли ему призвавший и повелевший Голос? Или, что вероятнее, правильно ли он понял Его призыв? Тот, случившийся около пяти часов утра двадцать шестого марта две тысячи переломного года ослепительный взрыв в мозгу — мог ли он вообще быть правильно истолкован земным умом?

И как ни спешил Иннокентий Глебович вернуться в Ставку — он не мог не зайти перед отъездом к Свете: вряд ли, конечно, о привидевшихся ей «запредельностях» она сумеет рассказать толковее, чем на совещании у ростовского Губернатора, и всё же…

— Иннокентий Глебович, вы даже не представляете, как бы я хотела сейчас оказаться рядом с Серёженькой! Там — в несуществующем мире! Но Оля говорит, что мне — нельзя. Ну, не говорит, конечно, а телепатирует. Оттуда.

Сразу же после приветствий и обмена несколькими общими фразами Света стала высказывать Горчакову своё заветное желание:

— Там у них так интересно! Так всё по-другому! И, знаете, — спохватившись, что она не предложила гостю даже чаю, женщина на миг прервалась, чтобы отдать домработнице соответствующее распоряжение, — они сейчас разделились. Серёжа с Юрой остались там, куда они все попали сначала, а Оля с Иваном Адамовичем и Олегом — вообще! Перенеслись в совершенно волшебный мир! Воздушный, сияющий!

— Погодите, Светлана Владимировна, — останавливая этот безудержный словесный поток, переспросил полковник, — вы что же? Ольгины телепатические сигналы воспринимаете как обычную речь?

— Ну, не совсем… — пробуя разобраться в своих ощущениях, Света заговорила не спеша, с паузами между словами, — это — скорее, как картины… но только — не зрительные… не перед глазами… а непосредственно — в голове… но и не как мысли… не прямо в сознании, а где-то глубже… а вообще, Иннокентий Глебович, — Свету в очередной раз «озарило», — вы сами! Можете воспринимать телепатические сигналы! Мне это Оля — прямо сейчас! Ну — «переслала»… хотя для мужчины это большая редкость… но и женщины — тоже не каждая… одна, где-нибудь, из ста… но вы — да… можете… у вас такое мощное психополе от природы… у людей, кроме вас, такого — ни у кого… почему вам и удавалось лечить «замороженных»…

— Могу, говорите, Светлана Владимировна? Однако, почему-то не воспринимаю. Ни от вас, ни от Ольги. Хотя… от Ольги… — Горчаков вспомнил, какую тревогу вызывала в нём эта женщина в последнее время. И, главное, понял — почему: — От Ольги — да… чувствовал, что исходит нечто… эдакое — «нездешнее»… но, Светлана Владимировна, ничего конкретного… без ваших подсказок, ей Богу, никогда бы не пришло в голову, что она может телепатировать не только смутные ощущения, но чёткие, оформленные мысли… да и, по правде…

— Что, Иннокентий Глебович, всё ещё не можете мне поверить? Думаете: если не до конца чокнутая, то всё-таки — не все дома? Ну — как Андрей Матвеевич?

— Нет, Светлана Владимировна, что вы. Ни в коем случае. Просто… слишком уж всё это необычно. Ни на что не похоже. И никаких, кроме ваших слов, доказательств. А то, что удавалось помогать «замороженным»… и, в частности, Ольге… не знаю… ведь у меня, кроме желания исцелить, не было, в сущности, ничего… ни знаний, ни даже смутных догадок… одно, так сказать, наитие… и считать это подтверждением моих экстрасенсорных способностей…

— …можно, Иннокентий Глебович! А то, что вы не воспринимаете никаких телепатических сигналов от меня — естественно. У меня просто нет способностей. Ну — к телепатии. От Ольги — другое дело. Если прежде в её присутствии вы чувствовали нечто необычное — это потому, что тогда она ещё не научилась как следует владеть своим даром. И избыток её психической энергии рассеивался в пространстве… вообще-то — не совсем так… гораздо сложнее… главное — сейчас Оля полностью контролирует свою психическую энергию… и теперь телепатические сигналы от неё получают только те, кому они адресованы. Но, Иннокентий Глебович, здесь я сама почти ничего не понимаю… или — не воспринимаю. Оля сейчас будто бы и может телепатически общаться с кем захочет, а будто бы — и не может… для подавляющего большинства людей телепатическое общение будто бы очень опасно… требует такого перерасхода психической энергии, что из-за её нехватки человек вполне может впасть в «замороженность»… а то и просто — сойти с ума. Но и кроме… ведь если бы люди умели общаться телепатически — что сталось бы с индивидуальностью каждого?.. ведь она бы, скорее всего, размылась… граница между «Я» и «ТЫ» сделалась бы условной, прозрачной…и мы бы, наверно, уподобились шестиногим насекомоподобным существам с погибшей планеты… которые, эмпатируя все свои чувства и ощущения, обречены любить друг друга…