Кирилл Берендеев - Мир внутри

Что можно ответить. Что мне было двадцать а ей двадцать пять, или двадцать семь? Или что она, оставив меня, тут же вышла замуж за иностранца? Восьмидесятый год. Тогда уже не цеплялись в загсах, не чинили препятствий на работе, в ОВИРе. Кажется, сейчас сложней выбраться из России, чем тогда из Союза. Она просто пришла в назначенный день в зал регистраций, и подавая документы сказала, что любит его… Майка? Марка? Монка? Мне говорили, но я старательно забывал имя.

– Не посмел. Не решился, – ответил как мог, честно. – Мне казалось, так лучше будет. У тебя отец, он любит и заботится о вас обоих. А что я… фактически, я только исполнил прихоть Виты…

– Не надо так говорить.

– Прости.

Ночь прошла беспокойно, наутро нас наконец-то начали нагружать. Сперва осмотр космоплана, потом небольшой инструктаж и первые задания. Обед, занятия, симулятор. Под вечер первое испытание – параболический спуск в самолете. За сорок секунд надо впихнуться в скафандр и защелкнуть замки на партнере. Справились со второго раза, вроде никому не привыкать. Тьерри получил удовольствие, впихивая меня в тесноватый экзоскелет. Какая-то неисправность, как только подали кислород, он начал надуваться, датчик давления вышел из строя. Сменили скафандр, еще одна тренировка на следующий день. И центрифуга для закрепления. Потом снова макет и затем только, когда закончим с ним, перейдем на оригинал.

Я начал понимать, почему так подобрали команду – каждый в ней уже знал хотя бы кого-то. Я – Росса, тот Тьерри Леживра и Патрика Дорфа, Дорф – Роя и Йена Эдберга, Эдберг – Тьерри. Круг замыкался, осваиваться в таком коллективе становилось куда проще. И еще нагрузки, они, планомерно нарастая, тоже помогали вжиться в коллектив. Выгнать посторонние мысли и заниматься только работой. Скоро сентябрь, а столько всего надо сделать. Столько успеть. Наши дублеры: трое американцев, канадец, француз и немец – старались не отставать. Но это совсем другая команда, мы если и пересекались, то за работой, перекидывались словцом о деталях полета, о заданиях, о закавыках с оборудованием. Их я почти не знал, они нас немногим лучше. И еще их все время держали в тени. Упоминание дублирующего экипажа можно найти только на сайте НАСА. Пресса следила только за нами. Раз в неделю кто-то из нас непременно отчитывался за всех на пресс-конференциях.

Рой первые дни тренировок держался рядом, почти не задавая вопросов. Только по заданиям. Говорил тихо, кратко, почти не разжимая губ. А глаза горели, полыхали. Столько всего надо сказать, столько услышать.

В субботу неожиданно сделали выходной, я разыскал Роя – он перебрался на остров Мерритт и любовался рядом стартовых столов, уходящих к горизонту. Окликнул, поинтересовался, как вид, мы смотрели на махину ракеты-носителя, которую сегодня вечером должны отправить в странствие, он пожал плечами, сказал, плохо представляет себе там пассажиров, свою жену, которую заочно пригласили на первый полет. Перекинул мостик для следующего вопроса.

– Твои здесь? – он покачал головой. Пока смотрят по телевизору и выберутся только на конец сентября, на месяц. Да и Джен нездоровится, опять что-то подхватила, она это умеет, сорванец, покруче любого пацана в ее возрасте, непонятно в кого вообще. – Перезваниваетесь?

– Конечно, – Рой снова замолчал, поглядывая на меня, ожидая ответа на свой невысказанный вопрос. Продолжил: – Переживают и ждут возможности приехать. Тут отелей много, на мысе только шесть штук.… А твои, отец?

Голос немного охрип, когда спрашивал. Ведь я ему ничего о себе еще не рассказывал. Непросто идет знакомство. Но, верно, так и должно быть. Или вот это постоянно повторяющееся «father» странно колет. А как он меня должен именовать? По имени или «папа»? Тоже глупость.

– Дома. Не знаю, даже смогут ли прибыть.

– Да, конфронтация. Мама уезжала так же, ты приехал…

– Скажи, а как вы жили тут? Как устроились? – почему-то приятней спрашивать, чем отвечать.

Первые годы он плохо помнил, постоянные переезды, из города в город. Сперва жили в Техасе, потом переехали на самый север, когда пошел в школу, осели в Бостоне. Первые годы папа… отчим постоянно менял место жительства, повинуясь воле начальства. В восемьдесят седьмом фирму накрыла волна забастовок, контракты с СССР оказались сорваны, не то дело недоброжелателей, не то вина директората. В девяностых фирма пошла ко дну, отца понизили в должности, потом и вовсе сократили вместе с филиалом. Это его подкосило.

– А Вита? – она домохозяйка, это потом, когда отец от нас ушел, в девяносто пятом, стало туго. Мама устроилась бухгалтером в универсам по соседству. Да и община помогала, кто чем может. У мамы друзей не было, так уж сложилось. Дом продали, переехали в съемную квартиру на окраину. Но выкрутились. У мамы появился поклонник, дядя Фрэнк, он нам сильно помог. Мне кажется, мама его терпела только из-за нас. Хотя, человек очень хороший, бескорыстный, все понимал, но никогда не настаивал. И всегда рядом. До самого маминого конца. Снова помолчал, затем продолжил, скороговоркой:

– Потом поступил в университет, по окончании устроился в «Локхид-Мартин», работал над системами ориентации. В десятом отобран в отряд астронавтов. А чуть раньше, когда подавал заявку, познакомился с Танитой, она тоже в «Локхиде» работает, только в другом филиале, на базе Эдвардс, это через весь континент. Мы и живем там…

– У меня история похожа, – «наверное, неудивительно», – произнес Рой вполголоса. Поступил в московский авиационный, закончил, устроился в КБ «Энергия», занимался двигателями, подал заявку и поступил в отряд космонавтов в восемьдесят шестом. Мне повезло, в конце девяносто первого меня отправили на станцию «Мир» на неделю, вместе с австрийцем Францем Фибеком. Как раз перед этим меня записали в «волчью команду» – набирали добровольцев в группу Игоря Волка, которая будет пилотировать «Бураны», первые полеты намечались, несмотря на все срывы в финансировании, на девяносто второй. Но не срослось. Ни в том, ни в последующим. А дальше известно, что с ним стало. Вот хоть «Энергия» стала частью будущего, остальное так и сгнило в казахских степях.

Следующий полет случился в девяносто шестом, станция отмечала десятилетие. Потом долгий перерыв в десять лет и запуск на МКС вместе с Россом. В десятом я вышел в отставку, устав ждать, да и, признаться, ни на что особо не надеясь. И вот позвали в последний полет.

– Отец, ты так говоришь, будто…

– Да нет, полет последний. Ну куда мне дальше-то. Пятьдесят восемь уже. Поневоле задумаешься, – я махнул рукой. – Ладно, посмотрим, как сегодня свозят макет на орбиту, – и добавил, – жаль, твои не приехали.

– Ты хотел встретиться с ними? – странно, но вопрос застал меня врасплох. Я немного нерешительно кивнул, наверное, да. Рой куснул губу, но вдруг переменил тему: