Юрий Леляков - Смерть на орбите [СИ]

(Что? По… какому закону?)

«…и завтра получит ещё 30, если не удастся побег, и никто не примет во внимание, что другой одежды у него нет. А обращение там таково, что любые сутки могут стать последними…»

(И сколько хоть это ему… земных лет?)

«…и никто даже не поймёт, как это ужасно — умереть на чужой планете. К тому же одежда сожжена якобы в связи с наступлением в этой части планеты тёплого сезона — но он, пока дошёл в тот день до дома этих нелепых церемоний в оставшейся одежде, совсем не чувствовал своего тела от холода — а потом в машине со странно коптящим двигателем… доставляющей в сумасшедший дом нарушителей порядков (специально, однако, придуманных, чтобы их нарушать!), у него стали нестерпимо болеть ступни, с которых через несколько оборотов планеты сошла старая кожа. Это случилось бы и с любым местным жителем, но что до того им, презирающим и насилующим реальность!

Ну да ладно. Хватит перебирать их странности. Теперь — гипотеза: почему они такие? Как им, удалось создать столь высокоразвитую технику при таком уровне мышления? Они — не продукт естественной эволюции на этой планете, а результат эксперимента ещё каких-то инопланетян, не вынесших космического одиночества и решивших искусственно создать разумную цивилизацию путём ускоренной эволюции каких-то местных хищников… Но разум долго не удержался у них, и сейчас они снова деградируют к животному состоянию, ожидая, однако. Пришествия неких «создателей» (не восьмищупальцевых, правда, а тоже двуруких и двуногих, изображаемых — как точная копия их самих. Трудно noвepить в такое крайнее сходство, но выяснить больше ничего нельзя.). Наверно, «создатели», разочаровавшись провалом своего эксперимента, уже не захотят сюда вернуться, но вот их-то и надо искать, потому что здесь разума вообще скоро не будет…»

(Вот как!

Нет, но… сам — откуда?

А «хищники» — конечно, не в филогенетическом смысле? В экологическом — и моральном?)

«…Жаль, конечно, этих существ… Среди них есть и удивительно совершенные физически — и как обидно сознавать, что не поговоришь с ними, как с подлинно разумными. Но тут Кременецкий бессилен, и ничего уже не сделаешь.

…С этим ясно. Теперь надо ещё раз продумать побег. Прибитые к спинке кровати деревянные наручники — уже тайком подпилены металлической чертёжной линейкой, их можно просто выломать; с аналогичным устройством, сковавшим лодыжки ног, он, правда, мало что успел сделать, но если как следует напрячься — можно выломать и его. Однако в этом уже нет необходимости — за день до отправки в сумасшедший дом он успел увидеть, как тот, что назвал его своим сыном, включает свой индивидуальный движитель, и где хранится горючее для него…

…В тот день сковывающие устройства раскрыли слишком рано…»

(А так… постоянно держали в них?)

«…чтобы заставить Кременецкого убирать верхнюю комнату от всевозможных обрывков, осколков, и обломков, в которые жители этой планеты превращают плоды своего же труда — вот Кременецкий и увидел через окно всё, что нужно ему для побега. Атлас дорожной сети укладывал в шкаф вместе с другими вещами — тоже он. Одежду — та, что назвала его своим сыном, даст ему сама, как это всегда бывает утром… Самое трудное — универсальный товар. Его здесь принято получать за полезную и бесполезную работу, обменивать на разные вещи, выигрывать один у другого, отнимать под угрозой смерти, незаметно забирать с собой чужие — причём это же постыдно, и все как-то наказывается…»

(Незнакома — и идея денег?

Но… тут уже — будто не звездолётчик? И — сам не знает, кого искать?)

«…Попытка получить универсальный товар за работу уже стоила ему 100 суток лишения свободы…» (??) «…значит, это не годится. Незаметно достать из комнаты? Тогда надо знать, где он там лежит. Обменять? Не на что. Не продумал он и того, откуда взять часы — надо же знать, сколько времени по странному счёту жителей этой планеты; не узнал, какой предмет, удостоверяющий право пользования индивидуальным движителем, надо иметь с собой на случай, если вдруг остановят на дороге самые привилегированные, само оскорбление которых словом — уже карается…

…Да, вот и ещё странности этих существ. Есть у них запретные слова, произносить которые можно только привилегированным, а обозначают они части тела и важнейшие жизненные функции. Более того, эти слова могут вставляться привилегированными в свою речь для обозначения чего угодно, а низшие рангом не вправе употреблять их даже по необходимости…» (Вот именно: при… незнании медицинских терминов!) «…Соответственно постыдным становится и всё то, что ими обозначается. Разговаривая с этими существами, всегда можно выйти на запретную тему и получить удар в лицо — хорошо, если лишь один…»

(И вывод — по впечатлениям от одной семьи? Нет, а… «100 суток ареста»?

Но вот — точно! По первой версии он — космонавт, а по второй — кто?)

«…Ближе к делу! После того, как та, что назвала его своим сыном, отправив его на церемонию запоминания-забывания, уйдёт из дома — он вернётся, выведет из незапирающейся пристройки индивидуальный движитель, и через ту же дыру в стене кустарника — главная калитка только для высших рангов — выведет его на тропинку, и поедет. Будет ещё темно, и его вряд ли кто-нибудь узнает…

Нет! Темно в это время было 30 суток назад! А индивидуальный движитель вполне может быть не заправлен горючим: два местных года, на которое лишён свободы за какое-то «тление малым летом» тот, что назвал его своим сыном — никто не вправе пользоваться им!..»

(«Растление малолетних», что ли?)

«…Да и равновесие на нём ещё надо уметь сохранить, а для этого — хоть раз попробовать управлять им, но не у всех же на виду!

…Значит — бежать прямо сейчас? Но как войти в верхнюю комнату? Одна ли там — та, что назвала его своим сыном, и спит ли она? А наручники? Разве они уже достаточно подпилены?

Кременецкий напряг руки, уверенный, что встретит сопротивление твёрдого материала. Но, к его удивлению, разделся треск, и верхняя створка наручников звонко стукнулась о пол. Стук отдался эхом в пустой комнате. Рывком присев на колени, Кременецкий попытался так же высвободить скованные ноги, но это ему не удалось. В тот же момент наверху раздался дверной скрип. Вспыхнувшая было радость освобождения мигом угасла, превратитесь в напряжённое ожидание.

— Что он там дёргается? — послышался сверху замедленный путающийся голос (эти существа намеренно употребили в пищу ядовитые для них вещества, нарушающие и голос, и координацию движений). — Проигравший, сейчас пойдёшь вниз!

— Не надо! — раздался в ответ хриплый умоляющий голос той, что назвала его своим сыном. — Меня же заберут…»