Юрий Леляков - Смерть на орбите [СИ]

— А почему Нигматуллин не пришёл нас провожать? — спросил я. — Он же обещал.

— Он разводится с женой… — ответил Виталий. — И всё из-за генетических нарушений. Сначала она заявляла, что не хочет иметь детей, и им будет и так хорошо. А теперь…»

(Но сквозь помехи — прорвалось:

«…говорит, что хочет… и придирается, что он погубил её лучшие годы. Подожди, как же она говорила? Не способен на большое чувство, на рыцарскую любовь… Что-то вроде. В общем, она думала, что он будет удовлетворять все её капризы, а для него наука на первом месте…» ?)

«…Как ты думаешь, он прав?

— Прав, — ответил я. — Нельзя заставить человека отказаться от жизненных планов.

— Но ведь и его жена вынуждена была менять работу, кoгдa он…»

( «…переехал из Москвы в Киев, и затем сюда…» — уж вовсе затёрлось помехами!)

«…— И это помешало осуществлению её планов?

— Нет. Просто в Киеве на новой работе платили меньше. У неё и планов-то больших нет…

— Ничего не понимаю. Ей с ним не нравилось, но она всё-таки жила с ним. Почему?

— Люди называют это любовью. Лично я не понимаю, что это такое.

Мне вспомнились слова Нигматуллина о любви: «…но как раз этого вы не поняли!» Что же это такое? Может быть, надо пожить среди людей, чтобы понять?…»

(Но странно: и — никакого образа жены!)

«…Виталий встал и закрыл дверь купе на все три запора. Зачем он это сделал, я понял только тогда, когда он стал заряжать кинокамеру… Кулатов предупредил нас, что проводники почему-то придираются к тем, кто делает съёмки из вагона…

…Поезд чуть вздрогнул и медленно тронулся с места… Мы поехали. С этого начиналась новая часть нашей жизни…»

(И — перерыв в рассказе? Вдруг…

Но как понять: отчим Захара — в «том» 2021-м стал отчимом Германа Ферханова?..

И — что ещё? Дальше…)

«…Итак, я опять зашёл в тупик. Вернее, в два тупика сразу. Получалось, что без их разведчиков действительно не обойтись… Но как их обнаружить? Ведь те «летающие тарелки» из прошлого века — в этом я уверен — оказались пустой сенсацией…» (?) «…и не имеют сюда отношения. В конце концов, корреспондент того журчала, который Пётр Ферханов достал неизвестно где, мог вполне добросовестно ошибаться. Но эти нематериальные фигуры в скафандрах…»

(Что? Уже — на Земле?)

«…начиная с 2000 года видели многие люди в Америке, Китае и Японии. Набралось уже около тысячи наблюдений, в том числе 120 фотографий. Столько людей ошибаться не может. Да, но как вступить с ними в контакт? Они же… растворяются в воздухе при приближении людей. Как дать им понять, что я не собираюсь использовать их мощь в военных целях? Все уже перебранные варианты никуда не годятся. Нельзя ждать в вероятном для их появления месте, имея при себе какую-то эмблему — никакая эмблема не убедит их в миролюбии…» (?) «…Нельзя изображать терпящего бедствие — любая ложь может погубить всё. Попытаться передать им какие-нибудь сигналы? Но какие? Кто знает, есть ли у них радиосвязь? Никто ведь не видел даже их кораблей. Может быть, они мгновенно перемещаются в пространстве, и никаких кораблей им не требуется. Просто передать сообщение в виде световых импульсов, закодированных азбукой Морзе? Но они исчезают при включении источников света… В общем, тупик…»

(И это — где-то в 2022-м?)

«…Да, но ведь какие-го люди побывали где-то у них? Но они видели только их самих, и ничего больше. Наверно, они решили, что эти люди для контакта не годятся. Да, выхода пока не видно.

Зашла в тупик и работа над программой, которую я хотел бы распространить через инопланетян… Если люди не верят людям, пусть инопланетяне дoкажут, что надо строить коммунизм по всей планете. Но ведь сначала надо знать — как строить? А тут… целая куча вопросов… Как доказать человечеству, что за охрану природы надо взяться немедленно и сообща? Каким образом мгновенно ликвидировать опасность войны? Ведь инопланетяне до сих пор этого не сделали — значит, сделать должны земляне. Как сделать так, чтобы люди добросовестно работали без материальной заинтересованности, чтобы больше думали о насущных проблемам планеты, и меньше — об обеспечении собственного быта? Планета на грани гибели, а они обеспокоены только тем, где достать только что вошедшие в моду магнитофонные записи. И ещё тем, как получить хорошую оценку за знание проблем прошлого…»

(Вот так поворот!

И тоже… Видит, слышит: как вокруг все болтают — а ничего не меняется?..)

«…Мои размышления прервал телефонный звонок. Интересно, кто бы это?

— Герман, это ты? — спросил искажённый помехами голос Виталия.

— Да, — подтвердил я. — Откуда ты…

— Из дома. А что, слышимость плохая?

— Нет, вообще слышно хорошо. А в чём дело?

— Я хочу предупредить тебя кoe о чём. У вас ведь по русской литературе тоже проходят «Евгения Онегина»?

— Да… А что?

— Так вот: несмотря на то, что урок литературы якобы предназначен для свободного обмена мнениями, об этом произведении ни в коем случае нельзя говорить правду. Я уже попытался, и ничего хорошего из этого не вышло.

— Не понял… Объясни подробнее.

— С чего бы начать… У вас тоже «вызывают» рассказать про образ одного из главных героев?

— Да, «вызывают», — я уже начал терять терпение… Так в чём дело?

— Вот и меня вызвали рассказать про образ Ленского, — перешёл наконец к делу Виталий. — Я думаю, ты знаешь, кто это такой.

— Знаю, — подтвердил я.

— А теперь послушай, что я сказал, и подумай, прав ли я был.

«Думать мне больше не о чем, — подумал я. — Лучше бы noдсказал что-нибудь по делу…»

— Я сразу так и сказал, что мне не очень понятен этот Ленский. Потом я высказал своё предположение, что это психически больной… рабски покорный Ольге, которой это почему-то нравилось. Потом он ни с того ни с сего решил, что её чем-то оскорбил Онегин, и предложил взаимное убийство. Представляешь себе нелепую ситуацию, когда два убийцы по взаимному договору целятся один в другого из пистолета, а рядом стоят свидетели, чтобы подтвердить невиновность того, кто выстрелит первым? Между прочим, там даже не написано, в чём состояло обещание, данное Ольгой Онегину… которое так оскорбило Ленского. Вот так нелепо Ленский и закончил свою жизнь. Из этого я сделал вывод, что он совсем не ценил свою жизнь и творчество…

— И какая была реакция? — спросил я. Меня это уже заинтересовало…

— Взрыв возмущения. Мне тут же стали доказывать, что я не понимаю элементарных вещей. Оказывается, он защищал честь женщины. А когда я начал говорить, что этой женщине никто не угрожал, поднялся такой шум, как будто сбежала ядовитая змея. Но самое главное я не успел сказать. Жизнью можно рисковать, если надо защитить свою страну от агрессии, если надо задержать опасного преступника. Можно также рисковать жизнью, испытывая новую технику, хотя лучше сделать её настолько надёжной, чтобы не рисковать. Жизнь — самое ценное достояние разумного существа, её надо прожить осмысленно… Я хотел сравнить Ленского с Фам Туаном в двух ситуациях — в бою с «летающей крепостью» и перед стартом «Союза-37»… но мне не дали говорить. А я уверен, что Ленский не стал бы защищать свой народ с оружием в руках, не стал бы рисковать и во имя науки. Им руководили не интересы народа, а те самые биологические инстинкты, которые заставляют самцов антилопы калечить друг друга рогами в драке за самку… Ты не заметил изъяна в моих рассуждениях?…»