Юрий Леляков - Смерть на орбите [СИ]

(А для людей — конечно, шок!

Но и то сказать: классика — отдаляясь от современности, становится всё непонятнее…)

«…— Не заметил. Ты прав. Нельзя рисковать жизнью так глупо.

— Была у меня и ещё одна неприятность, как мне кажется, связанная с этой, — продолжал Виталий. — Опять всё упёрлось в «честь женщины», Вечером в Краснодаре на вокзале я увидел, как мужчина предлагает женщине куда-то с ним пойти, и другой мужчина подходит и бьёт первого прямо в лицо. А я стоял так, что я их видел, а они меня — нет… Я поднял с земли кирпич, чтобы оглушить того, второго, и в этот момент подоспела милиция… Получилось, что хулиган — я, так как я хотел обезвредить его крайне жестоким, с их точки зрения, средством. Не мог же я им говорить, что не приспособлен для драки голыми руками. И ещё оказалось, что женщина и первый мужчина были совершенно незнакомы, а он пристал к ней, чтобы она пошла с ним в ресторан. Разве я мог предположить такое? А удар в лицо оказался проявлением благородства. Это я уже говорю без иронии, в самом прямом смысле…»

(Ну и… вхождение в мир людей!

Тень даже… того виртуального случая с Родионом! Хотя проверяли: нет того следа — на его пути! И осталось загадкой…)

«…Знаешь, наверно, любовь — это наслаждение от насилия над женщиной или проявления ложного геройства на глазах у женщины. Вот только я так и не понял: почему люди называют любовь самым высоким чувством, если она основана на простых звериных инстинктах? Я всё-таки думаю, что патриотизм выше любви. Только при людях ничего подобного говорить нельзя. Будь осторожен.

— Хорошо. Да, кстати, — решил перейти к делу и я, — может, подскажешь какую-нибудь возможность контакта с этими, в скафандрах?

Правда, я не очень на это надеялся — в прошлый раз он говорил мне, что не верит в инопланетян. Но ведь должен жe был я хоть немного поговорить о своих серьёзных делах с одним из тех немногих, кто понимает меня.

— Я продолжаю думать, что их всё-таки нет, — ответил Виталий. — В своё время так же было с лешими, домовыми, чертями, ангелами, летающими тарелками… Все их видели, а потом оказалось, что все ошибались. Но я продолжаю работать над проектом космического маякa для межзвёздной связи…

— И как идут дела?

— Получается, что его надо расположить за пределами Солнечной системы. Мешает правило тысячной доли. Чтобы избежать изменения климата вследствие перегрева, нельзя вырабатывать на Земле энергии больше тысячной доли той, что она получает от Солнца, а во всей Солнечной системе — больше тысячной доли полной энергии излучения Солнца. Пока ещё не знаю, как обойти это препятствие…»

(Такие подходы… «там» до сих пор!

Но не ошибка в расчётах: маяк, потребляющий… тысячную долю?)

«…— Всё это хорошо, если бы можно было сконструировать такой маяк в обозримом будущем, и если бы мы знали, где их искать…

— Ты всё-таки продолжаешь думать, что земляне сами не решат свои проблемы? — догадался о том, что я хотел сказать, Виталий.

— Не знаю, — ответил я. — Я в принципе не отрицаю такой возможности, но во что это обойдётся? Почему ты против того, чтобы воспользоваться более реальной возможностью?…»

(Страшно, если такое — «более реально»!)

«…— Сначала надо доказать, что они есть!

Это уже начало меня раздражать.

— Пока мы будем из боязни насмешек обсуждать вопрос об их реальности или нереальности, международное положение будет всё более ухудшаться! Сколько можно болтать попусту? Ты бы лучше подумал над этим, а проект маяка у них найдётся…»

(У них… для связи с ними же? Или — совместного поиска потом ещё кого-то?)

«…— Хорошо, я подумаю, — пообедал Виталий. — Не сомневайся, я подумаю, — повторил он. — Да, мы же говорим слишком долго. До свидания.

— До свидания, — ответил я и положил трубку…»

(Нелепый тупой скепсис!

А в итоге — такие проекты!..)

«…Непонятно, зачем люди из Института создали нам такие трудности. Если бы мы продолжали жить в Институте, мы могли бы свободно заниматься теми проблемами, которые считаем важными для всех землян. А тут надо тратить уйму времени и духовных сил на так называемое «среднее образование», которое имеет довольно слабое отношение к реальности… Нет, не совсем так. Программа, по которой мы учимся, содержит много научных знаний, но, во-первых, значительная часть их была известна нам ещё до операции 14 ноября… принёсшей нам свободу, а, во-вторых, мы могли бы учиться гораздо быстрее ползущих по программе людей. Приходится учить вместе со всеми то, что уже выучено для себя раньше, потому что сдерживать себя в познании невыносимо. Но зато даже медленнее, чем людям, нам даются так называемые произведения классической литературы, в которых надо переработать уйму информации, прежде чем станет ясно, что ничего относящегося к реальности нашего времени в этом произведении не содержится. Люди говорят, что без этого невозможно понимание прошлого. Но ведь простой исторический документ о продаже крепостных крестьян говорит о прошлом куда лучше, чем длинные и нудные описания быта и любви помещиков, имеющие целью представать их чуть ли не как положительных героев… А пока мы путаемся в таких произведениях, пытаем разобраться — не для себя, для учителей — в том, откуда возникают там скандалы и обиды, не движется дело, нужное людям настоящего и будущего. Неужели люди не верят, что я способен предложить выход из создавшееся ситуации? Или всё-таки эта классика имеет какое-то отношение к нашей сегодняшней реальности? Но какое? Там не найдёшь ответа, можно ли обойти принцип материальной заинтересованности, можно ли в современных условиях доказать человеку аморальность уничтожения живого… Там в качестве актуальных выдвигаются вопросы, для нас уже давно решённые. Исчезли обстоятельства и общественные слои, с которыми эти вопросы были связаны. А зачем нам вкраплённые в текст «Евгения Онегина» описания совершенно непонятных нам переживаний автора?…»

(Вот так!

Хотя — не для того же и написано, чтобы «гонять» по школьной программе!..)

«…Я заметил, что давно уже думаю не о том, о чём нужно. И тут опять зазвонил телефон…

— Магнитогорск на проводе, — услышал я ровный, без интонации голос Рената. — Как слышимость?

— Хорошая, — ответил я…»

(И проблемы со связью — бывают?)

«…— У вас учат наизусть отрывки из «Евгения Онегина»?

— Учат, — ответил я, не скрывая раздражения. Но Ренат этого не заметил.

— Так вот, я точу предупредить тебя, чтобы ты обязательно прогулял тот день, когда будут это спрашивать. Ты всё равно это не выучишь. Это во-первых. А во-вторых, читать наизусть письмо Онегина — значит… терять собственное достоинство.