Павел Сурков - Игра в Шекспира

Эхнатон.Встань, друг Туту. Ты верно служишь Атону изо дня в день, преумножая и сберегая казну… Вот, возьми на память (снимает с себя браслет, протягивает его Туту — тот жадно хватает подарок). Пусть блеск этого злата, как вечный свет самого Атона, освещает твой путь, верный наш друг и хранитель казны…

Туту.Благодарю фараона… Да продлятся его дни…

Хоремхеб (тихо, Эйе). Это уже четвертый подарок за сегодняшнее утро. А солнце еще даже не взошло. Что-то будет к закату…

Эйе (тихо, Хоремхебу). По подарку от государя получили мы с тобой, грех жаловаться. А еще один он даровал дочери… От казны не убудет, Хоремхеб. Казна преумножается, растет…

Хоремхеб (тихо, Эйе). Преумножается, конечно… Ты же знаешь, как наш казначей любит запускать руку в государственную казну… Вестимо, не убудет…

Эхнатон (указывая на Маи). Кто этот человек?

Маи.Государь, неужели ты не узнаешь меня? Это же я, Маи, хранитель твоей печати. Твоего царственного картуша, во славу имени Атона… Это я стоял одесную тебя, с опахалом…

Эхнатон.Мое опахало в руках другого человека, ты, верно, ошибся. Вот Эйе, жрец Атона, он держит мое опахало. Эйе, поди сюда, покажись человеку, пусть увидит.

(Эйе выходит вперед)

Маи.Неужели ты не узнаешь меня, Эйе? Это же я, Маи! Сколько раз ты был в моем доме, преломлял со мной хлеб, играл с моим сыном! Я называл тебя братом, Эйе!

Эйе.Ты, верно, принял меня за другого человека, неразумный. Мало ли людей, которых зовут Эйе… Я не знаю тебя.

Эхнатон.Полагаю, этот человек помешался. Хоремхеб, окажите ему посильную помощь…

Хоремхеб (с поклоном). Как прикажете, государь. (подходит к Маи, берет его за плечи) Иди, иди… Не мозоль глаза…

Маи (уводимый Хоремхебом). Будь проклят ты, Эхнатон! Будь проклят, ожиревший мерзавец! Вернется старое время, восстанет старое царство — и забудут тебя, и рассыплешься сам ты в прах! Будь ты проклят, Эхнатон!

Эхнатон.Я же говорил тебе, Маи… Против Атона не стоит идти. И вот — ты исчезаешь, несмотря на все твои брехливые речи, а я… Я остаюсь.

(Хоремхеб уводит кричащего Маи)

Эхнатон.Скоро рассвет… Готова ли моя колесница?

Эйе (с поклоном). Да, государь.

Эхнатон.А колесница царицы?

Эйе (с поклоном). Да, государь.

Эхнатон.Близится рассвет… Он ждет нас, великий Атон ждет нас… правильно ли я поступил с этим безумцем, с этим предателем Маи, повелев стереть имя его с вечных камней? Что думаете, друзья мои?

Туту (с поклоном). Деяния государя не можно подвергать сомнению.

Эйе (с поклоном). Деяния государя угодны Атону.

Эхнатон.И что с того?

Эйе (громко, четко). Атон доволен, государь. Атон доволен.

Покои престарелой царицы Тийи. Тийа сидит в кресле, дремлет, на полу играют ее внучки — Меритатон, Макетатон и Анхесенпаатон.

Макетатон.А когда я вырасту — у меня будут четыре золотых колесницы. С серебряными подлокотниками.

Меритатон.Где ты видела такие колесницы, сестра?

Макетатон.А колесницы наших родителей?

Меритатон.Они сделаны из чистого золота, сестра. Так угодно Атону. Серебряный свет — свет Луны, свет ночи. Зачем Атону колесница цвета ночного света?

Анхесенпаатон.А я хочу выйти замуж.

Меритатон.Мы все хотим выйти замуж.

Макетатон.И мы все выйдем замуж.

Меритатон.Все-все-все! И поскорей.

Тийа просыпается.

Тийа.Девочки, уймитесь. Не шумите.

Меритатон.Прости, бабушка Тийа. Мы заигрались.

Тийа.Заигрались… В мои годы мы тоже, бывало, заигрывались… Заигрывались, да разыгрывались… Разыгрывались да заигрывались…

Меритатон.А во что вы играли, бабушка Тийа?

Тийа.Да в то же, во что и вы… Олененка, помню, привели ко мне. Маленького такого, беззащитного… И глазки у него такие были — большие-большие, черные, бездонные. Ножки тоненькие, крохотные. Маленький детеныш… Я его молоком поила, тряпочку вымочу в молоке — и к губам прикладывала, а он хватал ее и сосал. Губы влажные у него были, а когда молоко пил, так глазки закрывал… Нравилось ему, олененку. Нра-а-вилось…

Меритатон.И что с ним стало потом?

Тийа.Он умер.

Меритатон.Как — умер?

Анхесенпаатон.Совсем умер?

Тийа.Умереть не совсем нельзя. Совсем, внучки, совсем.

Макетатон. Почему?

Тийа.Его принесли в жертву Себеку. На следующее утро.

Анхесенпаатон.А кто такой этот Себек? Бог? Как Атон?

Тийа.Да, Себек был тоже богом. Но не таким, как Атон. Атона все видели — ведь каждое утро ваш отец и ваша мать совершают ему подношение — и в небе загорается первый луч, первая рука Атона простирается над горизонтом… А Себека не видел никто… Олененка привязали около водоема — шестнадцать жрецов, наголо обритых, в черных одеяниях. Они трубили в трубы, низкий рев плыл над прудом — и Себек ответил им….

Анхесенпаатон.Как же он ответил?

Тийа.Ревом. Тягучим глубоким ревом. Ты слышала, как ревет корова, которую ведут на заклание? Вот и этот рев был почти таким же. Но в реве обреченной коровы есть неизбежность смерти, через которую корова должна пройти — а здесь этот рев и был сама смерть.

Макетатон.А потом? Что потом?

Тийа.Потом… по поверхности пруда побежала рябь — и чудовище поднялось на поверхность…

Анхесенпаатон.Чудовище?

Тийа. Огромный крокодил, слуга Себека, он рванулся к олененку, и страшные челюсти заключили его в смертельные объятия.

Макетатон. Он… утащил его… Съел?

Тийа. Да. Утащил.

Меритатон. Почему?

Тийа. Что — почему?

Меритатон. Почему было так несправедливо?

Тийа. Что именно, внучка?

Меритатон. Почему они решили принести в жертву какому-то Себеку этого несчастного олененка?

Тийа. Потому что боги сильнее нас. И их жрецы — сильнее нас.

Меритатон. А Себек — сильнее Атона?

Тийа. Нет.

Меритатон. А почему?

Тийа. Потому что Атона восхлавляет твой отец. Потому что все храмы в нашем городе посвящены Атону. А теперь скажи, маленькая Меритатон, видела ли ты в Ахетатоне хоть один храм Себека?

Меритатон. Нет, бабушка.

Тийа. И после этого ты еще будешь спрашивать, кто сильнее — Себек или Атон?