Юрий Леляков - Журавлиная ночь

(«Но… чушь же! Чепуха! И я мог додуматься до такого?»)

— …Но ведь планарий, а не мышей, — продолжал он же (в беседке). — Хотя и чушь, конечно… Но это я теперь понимаю, что чушь: в желудке у мышей все пептиды просто гидролизуются на отдельные аминокислоты! А попробуй сообрази это — когда загнан учебной нагрузкой, а так хочется скорее сделать что-то… всерьёз! Представляешь, до чего довели? Но где ему эти тёрки увиделись? И чтобы за это исключать? А сам… Откуда-то взял инструкцию, как приготовлять «универсальное лекарство», кажется, на основе сырой репы, отравил им уже четверых человек — хорошо хоть, не насмерть — и уволен из университета как психически больной! И с тех пор, говорят, странствует где-то, проповедуя невесть что, и сам временами верит, что он — пророк Моисей! Вот меня, возможно, только потому и восстановили на первом курсе в виде большого исключения — что отчислен был по доносу сумасшедшего…

(«Но как? Он… знает то, что Моисей сказал Захару? Хотя там — и «другие мы»!..»

«Обрыв, — не дав опомниться, донёсся голос Вин Барга. — Или нет! Ещё запись…»

…И Кламонтов — стал видеть уже другое. Но… не со стороны, а как бы вспоминая!..)

…Он обернулся от спуска к двери потайного хода в подвал учебного корпуса — и посмотрел на небо. В южной стороне над домами мерцал белый Альтаир. А вот Денеб и Вега — за облаками…

А Мерционов — уже отгибал гвоздь, запиравший вход в подвал…

(«Не я! — уточнил Мерционов (здесь). — Алексей! С ним ты проводил тот опыт…»

«И… с ним — познакомился на «дне открытых дверей»? Но как? Если он — 63-го года рождения, школу тогда уже окончил?»

«Я тоже, — признался Мерционов. — И мне уже кажется: там… всё-таки я!»)

…Кламонтов включил фонарик. Дверь скрипнула и открылась…

Они пробирались тёмным коридором в одну из комнат подвала — где была оборудована их установка… Услышав где-то музыку и голоса — забеспокоились… Но, решив, что где-то просто не выключен репродуктор — пошли двльше… Вошли за какую-то дверь, стали готовить всё для эксперимента…

…— Так кто вы? И что тут делаете? — дверь с грохотом влетела внутрь. Кламонтов уронил то, что держал в руках (от испуга вмиг забыв, что именно), и оно со звоном разбилось о бетонный пол. Но уже в следующий миг он узнал в ворвавшиеся… преподавателей своего факультета! (Да и те замерли, узнав его.) — Кламонтов? А это кто? И чем вы тут занимаетесь?

— Ах, это вы, — с облегчением вздохнул Кламонтов (хотя уже думая: что разбилось?). — А он… Я сейчас объясню. Это мой знакомый, мы тут с ним ставим опыт. Да, помимо учебной программы — но и мыши взяты не из нашего вивария. А здесь — так как просто больше негде…

— Но кто разрешил вам это? — не слушая Кламонтова, взревел заместитель декана. («Наяву» он был кем-то другим — Кламонтов и не знал, кем. И так никогда не разговаривал…)

— Ладно, давайте начистоту, — решился Кламонтов. — Да, специального разрешения нет. Но у нас подвал и так не закрывается на замок… И я подумал: ничего предосудительного, если мы займёмся этим в пустой неохраняемой… незапертой комнате. Тем более, вы сами говорили, что на первом курсе научной работой заниматься ещё нельзя… То есть… первокурсники к ней на базе факультетских лабораторий не допускаются… Но, если уже есть идеи, которые хотелось бы проверить…

— Да кто строит такие установки? Это же прошлый век! Не умеете, так нечего и браться! — заведующая кафедрой физиологии человека и животных (в той ветви — «наяву» же замдекана была как раз она) подошла к установке, рывком распахнув дверцу отсека с контрольными мышами, заглянула туда! И…

Всё произошло мгновенно. С истошным визгом при виде выскочившей мыши, она (преподаватель биологического факультета!) вскочила на стол, оттуда — на крышку другого отсека, и наверняка ухватилась бы за люстру, будь она там вместо плоского потолочного светильника. Хотя люстра и не выдержала бы такой вес… Не выдержала и установка Мерционова, вовсе на это не рассчитанная. Раздался оглушительный треск, испуганные зверьки хлынули на пол из разных отсеков и там смешались; а сама завкафедрой — не удержавшись на ломающейся установке, свалилась прямо на руки подбежавшего преподавателя физкультуры (того самого Моисея!), и оба полетели на пол, опрокинув стол, а на нём — сосуд с приготовленным гомогенатом планарий…

Кламонтов не успел опомниться — а всё было кончено. Мыши разбежались, установка лежала в руинах, гомогенат растёкся лужей по полу — и замдекана остервенело смотрел на рукав своего пиджака, куда брызнула капля гомогената. И всё — под отвратительный запах перегара: кто-то из присутствующих был пьян…

— Студент Кламонтов допустил большую… большое… — начал замдекана, от возмущения не находя слов.

— Просадку, — подсказал Моисей, но спохватился — То есть, извините, проступок…

— Большую просадку! — поспешно изрёк замдекана (и, услышав запоздалую поправку, сделал угрожающий жест). — От колхоза, физкультуры, стройотряда — от всего освобождай, а он ещё будет без спроса проникать в подвал и приводить с собой посторонних? А право на свои идеи ещё заслужить надо… В общем, я буду ставить вопрос об отчислении.

— Как вы могли, — произнёс оглушённый случившимся Кламонтов. — Вы же сами биологи…

— Надо отработать три года учителем, как все, а потом уже в академики лезть, — пьяно пробулькал кто-то сзади.

Кламонтову показалось, что он ослышался — и хотел уже что-то возразить, но вдруг, перехватив взгляд замдекана, понял: бесполезно! Это — не учёные, это случайные люди в науке, довольные лишь, что в своё время вырвались из колхозов! И от него, Кламонтова — требуют лишь бессмысленной жертвы в виде проведённых впустую лет жизни, как некую плату за вход в их круг… Но стоит ли того? Круг тех, для кого студент — не личность, не будущий коллега, а дешёвая рабочая скотина для уборки чего-то в подшефном колхозе?..

— Да что и как вы «заслужили», если с мышами не работали никогда? — не выдержал Мерционов, осматривая остатки установки. — И чего он тут должен ждать, пока вы для дураков толчёте повторение десятого класса?

— Ах ты, молокосос… — рявкнул замдекана, бросаясь на Мерционова, но отскочил (успев, однако, крепко выругаться): Мерционов взмахнул обломком фанеры от установки прямо перед его носом. — Ты смотри, ещё и защищается…

— А вот за это можно и ответить, — спокойно сказал Мерционов, глядя в глаза взбешенному непонятно чем замдекана. — Он у вас, что, на помойке воспитан? — добавил он, обращаясь к остальным. — И это — университет! Ладно, Хельмут, пойдём…

— А убирать кто будет? — спросил тот пьяный же голос.

— Ничего, студентов мобилизуем, — ответил кто-то. — Кламонтов тоже пока студент, хотя не знаю, надолго ли…