Джеймс Баллард - Водный мир

— Но кто они, Роберт? Этот мужчина в гидроплане меня пугает. Лучше бы здесь был полковник Риггс.

— Он теперь в тысяче миль отсюда, если еще не добрался до Берда. Не волнуйся, Беа. Пусть даже они выглядят как пиратская команда, нам просто нечего им дать.

Большой трехпалубный колесный пароход, гребные колеса у которого располагались и спереди, и сзади, вошел в лагуну, медленно двигаясь к трем шаландам, остановившимся в считанных метрах от того места, где швартовалась база Риггса. На пароходе находилось снаряжение и груз, палубы сплошь были уставлены крупными тюками и оборудованием в брезентовых чехлах, так что надводного борта в средней части судна оставалось всего сантиметров пятнадцать.

Керанс догадался, что это плавучая база группы и что люди эти подобно большинству других пиратов, все еще блуждающих по экваториальным лагунам и архипелагам, заняты грабежом затопленных городов, главным образом востребуя тяжелое специализированное оборудование вроде генераторов электроэнергии и коммутационной аппаратуры, поневоле брошенное правительствами. Формально подобное мародерство было в высшей степени наказуемо, однако, по сути, власти были готовы щедро платить за любое спасенное имущество.

— Смотри!

Беатриса схватила Керанса за локоть. Она указывала вниз, на экспериментальную станцию, на крыше которой стояла потрепанная, взъерошенная фигура Бодкина. Доктор медленно махал людям на колесном пароходе. Один из них, гологрудый негр в белых слаксах и белой фуражке, в ответ начал что-то выкрикивать в мегафон.

Керанс пожал плечами.

— Алан прав. Как ни крути, нам следует объявиться. Если мы им поможем, они скорее отчалят и оставят нас в покое.

Беатриса заколебалась, но Керанс твердо взял ее под руку. Гидроплан, теперь уже свободный от своего антуража, возвращаясь, пересекал центральную лагуну. Судно легко прыгало по воде, оставляя за собой роскошный след пены.

— Идем. Если успеем спуститься к пристани, возможно, он нас подбросит.

Мрачновато-красивое лицо Странгмена разглядывало их со смесью подозрения и радостного пренебрежения, пока он отдыхал под прохладным навесом, затенявшим кормовую палубу плавучей базы. Он уже успел переодеться в свежий белоснежный костюм, в шелковистой ткани которого отражался золоченый помост ренессансного трона с высокой спинкой, предположительно извлеченного из какой-нибудь венецианской или флорентийской лагуны, окружая его и без того странную личность почти магической аурой.

— Ваши мотивы кажутся такими сложными, доктор, — заметил он Керансу. — Хотя, возможно, вы и сами оставили надежду в них разобраться. Нам следует снабдить их ярлыком тотального берегового синдрома и на этом остановиться.

Странгмен щелкнул пальцами стоявшему позади стюарду и выбрал оливку с подноса с легкой закуской. Беатриса, Керанс и Бодкин сидели в полукруге на низких кушетках, попеременно застывая от холода и поджариваясь, пока беспорядочный кондиционер у них над головами гулял по своему периметру. Снаружи, в получасе от полудня, лагуна казалась огненной чашей, рассеянный свет почти скрывал высокий многоквартирный дом на другом берегу. Джунгли на страшной жаре сделались недвижны, и аллигаторы выбирали любую тень, какую только могли найти.

Тем не менее несколько людей Странгмена возились в одной из шаланд, разгружая какое-то тяжелое водолазное снаряжение под командой здоровенного горбатого негра в зеленых хлопчатобумажных шортах и пиратской повязке на глазу. Гигантская гротескная пародия на человеческое существо, негр время от времени поправлял свою повязку, чтобы прореветь матросам очередное ругательство — и смесь ворчания и проклятий плыли в парящем воздухе.

— Но скажите мне, доктор, — снова нажал Странгмен, явно неудовлетворенный ответами Керанса, — когда вы все-таки предполагаете отсюда отбыть?

Керанс заколебался, задумываясь, не изобрести ли в самом деле какую-то дату. Прождав добрый час, пока Странгмен переоденется, он затем встретил его приветствиями и попытался объяснить, почему они все еще здесь. Тем не менее Странгмен, похоже, оказался неспособен серьезно отнестись к объяснению, резко перескакивая от удивления их наивностью к острой подозрительности. Керанс осторожно за ним наблюдал, не желая допустить даже малейшую оплошность. Независимо от подлинной природы его личности, Странгмен ни в коей мере не был обычным пиратом. Странная атмосфера угрозы царила на плавучей базе, окружала всю ее команду и капитана. Странгмен, со своей неизменной белозубой улыбкой и хищными чертами лица, что заострялись подобно стрелам, когда он ухмылялся, в особенности тревожил Керанса.

— На самом деле мы даже не обсуждали такую возможность, — ответил Керанс. — Думаю, все мы надеемся оставаться здесь неопределенное время. У нас есть небольшие запасы продуктов.

— Но простите, любезнейший, — запротестовал Странгмен. — Температура скоро поднимется почти до девяноста градусов. Вся планета стремительно возвращается в мезозойскую эру.

— Совершенно верно, — вставил Бодкин, ненадолго выходя из своего самосозерцания. — А поскольку мы часть планеты, частица главного, мы тоже возвращаемся. Здесь, в зоне нашего перехода, мы заново ассимилируем наше биологическое прошлое. Вот почему мы решили здесь остаться. Поймите, Странгмен, никакого скрытого мотива тут нет.

— Конечно же нет, доктор. Я весьма высоко ценю вашу искренность. — Перемены настроения, казалось, снова и снова волнами проходят по лицу Странгмена, заставляя его попеременно казаться то раздраженным, то любезным, то скучающим, то рассеянным. Прислушавшись к воздуховоду, ведущему из шаланды, он затем спросил: — Скажите, доктор Бодкин, а вы случайно в детстве в Лондоне не жили? У вас, вероятно, есть масса сентиментальных воспоминаний, чтобы снова их переживать. К примеру, о великих дворцах и музеях. — Тут Странгмен добавил: — Или у вас остались только до-маточные воспоминания?

Керанс поднял взгляд, изумленный легкостью, с какой Странгмен овладел жаргоном Бодкина. И тут он заметил, что Странгмен не только проницательно наблюдает за Бодкиным, но также ожидает какой-либо реакции от него самого и от Беатрисы.

Однако Бодкин лишь вяло отмахнулся.

— Нет-нет. Боюсь, я ничего не помню. Непосредственное прошлое для меня интереса не представляет.

— Какая жалость, — лукаво заметил Странгмен. — С вами, господа, проблема в том, что вы здесь уже тридцать миллионов лет, и все ваши перспективы искажены. Вы пропустили столько мимолетной красоты жизни. А вот меня завораживает непосредственное прошлое. Сокровища триасового периода крайне невыгодно смотрятся в сравнении с сокровищами последних веков второго тысячелетия.