Жюль Верн - Путешествие к центру Земли - английский и русский параллельные тексты

Хотя ему и приходилось, производя опыты, разбивать свои образцы, все же дарование геолога в нем сочеталось с зоркостью взгляда минералога. Armed with his hammer, his steel pointer, his magnetic needles, his blowpipe, and his bottle of nitric acid, he was a powerful man of science. Вооруженный молоточком, стальной иглой, магнитной стрелкой, паяльной трубкой и пузырьком с азотной кислотой, человек этот был на высоте своей профессии. He would refer any mineral to its proper place among the six hundred elementary substances now enumerated, by its fracture, its appearance, its hardness, its fusibility, its sonorousness, its smell, and its taste. По внешнему виду, излому, твердости, плавкости, звуку, запаху или вкусу он определял безошибочно любой минерал и указывал его место в классификации среди шестисот их видов, известных в науке наших дней. The name of Liedenbrock was honourably mentioned in colleges and learned societies. Поэтому имя Лиденброка пользовалось заслуженной известностью в гимназиях и ученых обществах. Humphry Davy, Humboldt, Captain Sir John Franklin, General Sabine, never failed to call upon him on their way through Hamburg. Хемфри Дэви, Гумбольдт, Франклин и Сабин, будучи проездом в Гамбурге, не упускали случая сделать ему визит. Becquerel, Ebelman, Brewster, Dumas, Milne-Edwards, Saint-Claire-Deville frequently consulted him upon the most difficult problems in chemistry, a science which was indebted to him for considerable discoveries, for in 1853 there had appeared at Leipzig an imposing folio by Otto Liedenbrock, entitled, Беккерель, Эбельмен, Брюстер, Дюма, Мильн-Эдвардс, Сент-Клер-Девиль охотно советовались с ним по животрепещущим вопросам химии. Эта наука была обязана ему значительными открытиями, и в 1853 году вышла в свет в Лейпциге книга профессора Отто Лиденброка под заглавием: "A Treatise upon Transcendental Chemistry," with plates; a work, however, which failed to cover its expenses. "Высшая кристаллография" - объемистый труд in-folio[ Формат издания в 1/2 бумажного листа.] с рисунками; книга, однако, не окупила расходов по ее изданию.

To all these titles to honour let me add that my uncle was the curator of the museum of mineralogy formed by M. Struve, the Russian ambassador; a most valuable collection, the fame of which is European.	Кроме того, мой дядюшка был хранителем минералогического музея русского посланника Струве, ценной коллекции, пользовавшейся европейской известностью.
Such was the gentleman who addressed me in that impetuous manner.	Таков был человек, звавший меня столь нетерпеливо.
Fancy a tall, spare man, of an iron constitution, and with a fair complexion which took off a good ten years from the fifty he must own to.	Теперь представьте себе его наружность: мужчина лет пятидесяти, высокого роста, худощавый, но обладавший железным здоровьем, по-юношески белокурый, глядевший лет на десять моложе своего возраста.
His restless eyes were in incessant motion behind his full-sized spectacles. His long, thin nose was like a knife blade. Boys have been heard to remark that that organ was magnetised and attracted iron filings.	Его большие глаза так и бегали за стеклами внушительных очков; его длинный и тонкий нос походил на отточенный клинок; злые языки утверждали, что он намагничен и притягивает железные опилки... Сущая клевета!
But this was merely a mischievous report; it had no attraction except for snuff, which it seemed to draw to itself in great quantities.	Он притягивал только табак, но, правду сказать, в большом количестве.
When I have added, to complete my portrait, that my uncle walked by mathematical strides of a yard and a half, and that in walking he kept his fists firmly closed, a sure sign of an irritable temperament, I think I shall have said enough to disenchant any one who should by mistake have coveted much of his company.	А если прибавить, что дядюшкин шаг, говоря с математическою точностью, длиною равнялся полтуаза[ Туаз равен 1,949 м.], и заметить, что на ходу он крепко сжимал кулаки - явный признак вспыльчивого нрава, - то этих сведений будет достаточно для того, чтобы пропала всякая охота искать его общества.
He lived in his own little house in K?nigstrasse, a structure half brick and half wood, with a gable cut into steps; it looked upon one of those winding canals which intersect each other in the middle of the ancient quarter of Hamburg, and which the great fire of 1842 had fortunately spared.	Он жил на Королевской улице в собственном домике, построенном наполовину из дерева, наполовину из кирпича, с зубчатым фронтоном; дом стоял у излучины одного из каналов, которые пересекают самую старинную часть Гамбурга, счастливо пощаженную пожаром 1842 года.
It is true that the old house stood slightly off the perpendicular, and bulged out a little towards the street; its roof sloped a little to one side, like the cap over the left ear of a Tugendbund student; its lines wanted accuracy; but after all, it stood firm, thanks to an old elm which buttressed it in front, and which often in spring sent its young sprays through the window panes.	Старый дом чуть накренился и, что таить, выпячивал брюхо напоказ прохожим. Крыша на нем сидела криво, как шапочка на голове студента, состоящего членом Тугендбунда; отвесное положение его стен оставляло желать лучшего, но в общем дом держался стойко благодаря древнему вязу, подпиравшему его фасад и весной касавшемуся своими цветущими ветвями его окон.
My uncle was tolerably well off for a German professor.	Для немецкого профессора дядюшка был сравнительно богат.
The house was his own, and everything in it.	Дом, со всем содержащимся в нем и содержимым, был его полной собственностью.
The living contents were his god-daughter Gr?uben, a young Virlandaise of seventeen, Martha, and myself.	К содержимому следует отнести его крестницу Гретхен, семнадцатилетнюю девушку из Фирланде, служанку Марту и меня.
As his nephew and an orphan, I became his laboratory assistant.	В качестве племянника и сироты я стал главным помощником профессора в его научных опытах.

I freely confess that I was exceedingly fond of geology and all its kindred sciences; the blood of a mineralogist was in my veins, and in the midst of my specimens I was always happy.	Признаюсь, я находил удовольствие в занятиях геологическими науками; в моих жилах текла кровь минералога, и я никогда не скучал в обществе моих драгоценных камней.
In a word, a man might live happily enough in the little old house in the K?nigstrasse, in spite of the restless impatience of its master, for although he was a little too excitable-he was very fond of me.	Впрочем, можно было счастливо жить в этом домике на Королевской улице, несмотря на вспыльчивый нрав его владельца, потому что последний, хотя и обращался со мною несколько грубо, все же любил меня.
But the man had no notion how to wait; nature herself was too slow for him.	Но этот человек не умел ждать и торопился обогнать даже природу.
In April, after he had planted in the terra-cotta pots outside his window seedling plants of mignonette and convolvulus, he would go and give them a little pull by their leaves to make them grow faster.	В апреле месяце дядюшка обычно сажал в фаянсовые горшки в своей гостиной отростки резеды и вьюнков, и затем каждое утро регулярно, не давая им покоя, он теребил их листочки, чтобы ускорить рост цветка.
In dealing with such a strange individual there was nothing for it but prompt obedience.	Имея дело с таким оригиналом, ничего другого не оставалось, как повиноваться.
I therefore rushed after him.	Поэтому я поспешил в его кабинет.
CHAPTER II. A MYSTERY TO BE SOLVED AT ANY PRICE	2
That study of his was a museum, and nothing else.	Кабинет был настоящим музеем.
Specimens of everything known in mineralogy lay there in their places in perfect order, and correctly named, divided into inflammable, metallic, and lithoid minerals.	Здесь находились все образцы минерального царства, снабженные этикетками и разложенные в полном порядке по трем крупным разделам минералов: горючих, металлических и камневидных.
How well I knew all these bits of science!	Как хорошо были знакомы мне эти безделушки минералогии!
Many a time, instead of enjoying the company of lads of my own age, I had preferred dusting these graphites, anthracites, coals, lignites, and peats!	Как часто я, вместо того чтобы бездельничать с товарищами, находил удовольствие в том, что сметал пыль с этих графитов, антрацитов, лигнитов, каменных углей и торфов!
And there were bitumens, resins, organic salts, to be protected from the least grain of dust; and metals, from iron to gold, metals whose current value altogether disappeared in the presence of the republican equality of scientific specimens; and stones too, enough to rebuild entirely the house in K?nigstrasse, even with a handsome additional room, which would have suited me admirably.	А битумы, асфальт, органические соли - как тщательно их нужно было охранять от малейшей пылинки! А металлы, начиная с железа и кончая золотом, относительная ценность которых исчезала перед абсолютным равенством научных образцов! А все эти камни, которых достаточно было бы для того, чтобы заново построить целый дом на Королевской улице, и даже с прекрасной комнатой вдобавок, в которой я мог бы так хорошо устроиться!
But on entering this study now I thought of none of all these wonders; my uncle alone filled my thoughts.	Однако, когда я вошел в кабинет, я думал не об этих чудесах. Моя мысль была всецело поглощена дядюшкой.

Читать дальше