Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой - английский и русский параллельные тексты
- Название:Двадцать тысяч лье под водой - английский и русский параллельные тексты
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой - английский и русский параллельные тексты краткое содержание
Двадцать тысяч лье под водой - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
persisted in seeing in the Commander of the Nautilus one of those unknown servants who return mankind contempt for indifference. For him, he was a misunderstood genius who, tired of earth's deceptions, had taken refuge in this inaccessible medium, where he might follow his instincts freely. To my mind, this explains but one side of Captain Nemo's character. Indeed, the mystery of that last night during which we had been chained in prison, the sleep, and the precaution so violently taken by the Captain of snatching from my eyes the glass I had raised to sweep the horizon, the mortal wound of the man, due to an unaccountable shock of the Nautilus, all put me on a new track. No; Captain Nemo was not satisfied with shunning man. His formidable apparatus not only suited his instinct of freedom, but perhaps also the design of some terrible retaliation.
Предположения, которые строил Консель, не удовлетворяли меня. Он видел в командире "Наутилуса" одного из тех непризнанных ученых, которые платят человечеству презрением за равнодушие к их особе. Он видел в нем непонятого гения, который, свергнув бремя земных обольщений, укрылся в свободной стихии, столь родственной его вольнолюбивой душе. Но, по-моему, подобное объяснение вскрывало лишь одну сторону натуры капитана Немо. В чем крылась тайна прошлой ночи?
Зачем заточили нас в темнице? Зачем усыпили снотворными средствами? Зачем так резко вырвал капитан из моих рук зрительную трубку, прежде чем я успел окинуть взглядом горизонт? А смертельное ранение одного из матросов при обстоятельствах самых таинственных? Все это наводило на размышления. Нет! Капитан Немо не просто бежал от людей! Его грозное судно служило, может быть, не только приютом вольнолюбив, но и орудием страшной мести.
| At this moment nothing is clear to me; I catch but a glimpse of light amidst all the darkness, and I must confine myself to writing as events shall dictate. | Все это лишь гадания, слабый проблеск света в глубоком мраке; и я вынужден вести свои записки, так сказать, под диктовку событий. Впрочем, ничто нас не связывало с капитаном Немо. Он знал, что побег с "Наутилуса" немыслим. Ему не нужны были наши клятвенные заверения. Никакие обязательства нас не стесняли. Мы были невольниками, были пленниками, которых из учтивости именуют гостями. Однако Нед Ленд не теряет надежды вырваться на свободу. Он не преминет воспользоваться для этого первым удобным случаем. Конечно, и я последую его примеру. И все же, не без сожаления, унесу я с собой тайны "Наутилуса", так великодушно доверенные нам капитаном Немо! Что ж, наконец, должен внушать этот человек - ненависть или восхищение? Что он, жертва или палач? И я желал бы, искренне говоря, - прежде чем расстаться с ним навсегда, -завершить кругосветное подводное путешествие, начатое столь блистательно! Я желал бы исчерпать весь кладезь чудес, таящихся в водах земного шара. Я желал бы проникнуть в самое сокровенное, скрытое от глаз человека, рискуя даже поплатиться жизнью за ненасытную потребность познать непознанное! Что же открылось Мне по сию пору? Ничего или почти ничего, потому что мы прошли всего лишь шесть тысяч лье под водами Тихого океана! А мне было известно, что "Наутилус" приближается к берегам обитаемых земель, и было бы жестоко пожертвовать спутниками в угоду моей страсти к неизведанному. Да и представится ли еще когда-нибудь такой случай? Придется, видимо, следовать за ними, возможно даже указывать им путь. Человек, лишенный свободы, искал случая вырваться из плена, но любознательный ученый страшился такой возможности. |
| That day, the 24th of January, 1868, at noon, the second officer came to take the altitude of the sun. I mounted the platform, lit a cigar, and watched the operation. It seemed to me that the man did not understand French; for several times I made remarks in a loud voice, which must have drawn from him some involuntary sign of attention, if he had understood them; but he remained undisturbed and dumb. | В полдень, 21 января 1868 года, помощник капитана, по обыкновению, вышел на палубу определить угол склонения солнца. Я тоже поднялся наверх и, закурив сигару, стал следить за его действиями. Очевидно, этот человек ни слова не понимал по-французски. Я нарочно сделал вслух несколько замечаний, на которые он невольно реагировал бы, если бы понимал смысл моих слов. Но он был нем и невозмутим. |
| As he was taking observations with the sextant, one of the sailors of the Nautilus (the strong man who had accompanied us on our first submarine excursion to the Island of Crespo) came to clean the glasses of the lantern. I examined the fittings of the apparatus, the strength of which was increased a hundredfold by lenticular rings, placed similar to those in a lighthouse, and which projected their brilliance in a horizontal plane. The electric lamp was combined in such a way as to give its most powerful light. Indeed, it was produced in vacuo, which insured both its steadiness and its intensity. This vacuum economised the graphite points between which the luminous arc was developed-an important point of economy for Captain Nemo, who could not easily have replaced them; and under these conditions their waste was imperceptible. When the Nautilus was ready to continue its submarine journey, I went down to the saloon. The panel was closed, and the course marked direct west. | В то время как помощник капитана, приставив секстан к глазам, производил свои наблюдения, на палубу вышел матрос, - тот самый богатырь, который сопровождал нас в нашей подводной экскурсии на остров Креспо, - и начал протирать стекла прожектора. Я заинтересовался устройством прибора, в котором, как в маяках, сила света увеличивалась благодаря особому расположению чечевицеобразных стекол, концентрирующих световые лучи. Накал электрической лампы был доведен до максимума. Вольтова дуга помещалась в безвоздушном пространстве, что обусловливало постоянство и равномерность света. Подобное устройство сберегало графитовые острия, между которыми возникала светящаяся дуга, - экономия весьма существенная для капитана Немо, которому нелегко было возобновлять запасы графита. "Наутилус" готовился к подводному плаванию, и я поспешил спуститься в салон. Люк закрылся, и корабль направил свой бег на запад. |
| We were furrowing the waters of the Indian Ocean, a vast liquid plain, with a surface of 1,200,000,000 of acres, and whose waters are so clear and transparent that any one leaning over them would turn giddy. The Nautilus usually floated between fifty and a hundred fathoms deep. We went on so for some days. To anyone but myself, who had a great love for the sea, the hours would have seemed long and monotonous; but the daily walks on the platform, when I steeped myself in the reviving air of the ocean, the sight of the rich waters through the windows of the saloon, the books in the library, the compiling of my memoirs, took up all my time, and left me not a moment of ennui or weariness. | Мы плыли по водам Индийского океана, по необозримой водной равнине, раскинувшейся на пятьсот пятьдесят миллионов гектаров, по океанским водам такой прозрачности, что голова кружится, если глядеть на них сверху вниз. Большею частью "Наутилус" шел на глубине от ста до двухсот метров под уровнем моря. Так плыли мы несколько дней. Всякий другой на моем месте, пожалуй, счел бы путешествие утомительным и однообразным. Но для меня, влюбленного в море, не оставалось времени ни для усталости, ни для скуки. Каждодневные прогулки по палубе, овеваемой живительным дыханием океана, созерцание сокровищ морских глубин сквозь хрустальные стекла в салоне, чтение книг из библиотеки капитана Немо, приведение в систему путевых записей - все это наполняло мои дни. Состояние нашего здоровья было вполне удовлетворительное. Пищевой рацион на борту шел нам впрок. И я охотно обошелся бы без всяких "прибавок", которые Нед Ленд из духа противоречия ухитрялся вносить в наше меню. Притом температура в этой водной среде была настолько ровная, что нечего было бояться даже насморка. Впрочем, на борту "Наутилуса" имелся достаточный запас мадрепоровых кораллов -дендрофиллий, известных в Провансе под названием "морского укропа"; сочная мякоть этого полипа является превосходным средством против простуды. |
| For some days we saw a great number of aquatic birds, sea-mews or gulls. Some were cleverly killed and, prepared in a certain way, made very acceptable water-game. Amongst large-winged birds, carried a long distance from all lands and resting upon the waves from the fatigue of their flight, I saw some magnificent albatrosses, uttering discordant cries like the braying of an ass, and birds belonging to the family of the long-wings. | Вот уже несколько дней сряду нам встречается множество водяных птиц из отряда водоплавающих, семейства чайковых - морских чаек-поморников. Нам удалось подстрелить несколько птичек; и водяная дичь, приготовленная особым способом, оказалась вкусным блюдом. Среди крупных птиц, способных совершать дальние перелеты и отдыхать в пути на гребнях волн, я приметил великолепных альбатросов, хотя их неблагозвучный крик напоминает крик осла, -птиц из отряда трубконосых. Семейство веслоногих было представлено быстрокрылыми фрегатами, которые с проворством вылавливали рыб, плававших близ поверхности воды, и множеством фаэтонов, тропических птиц, среди которых выделялись алохвостые фаэтоны величиною с голубя; белое в розовых тенях оперение этих птиц еще более подчеркивало черную окраску крыльев. Сети "Наутилуса" принесли разного рода морских черепах, из которых в промысловом отношении самые ценные большие черепахи - каретты с выпуклым костяным панцирем, роговые пластинки которого идут для художественных изделий. Эти пресмыкающиеся легко ныряют и могут очень долго держаться под водою, закрыв мясистый клапан у наружного носового отверстия. Некоторые из пойманных каретт еще спали, спрятавшись в свой панцирь, служивший им защитой от морских животных. Мясо этих черепах невкусно, но яйца их составляют лакомое блюдо. |
| As to the fish, they always provoked our admiration when we surprised the secrets of their aquatic life through the open panels. I saw many kinds which I never before had a chance of observing. | Что касается рыб, мы постоянно приходили от них в восхищение, проникая сквозь хрустальные стекла окон в тайны их подводной жизни. Тут я обнаружил многие виды рыб, которые мне еще не случалось встречать в натуре. |
I shall notice chiefly ostracions peculiar to the Red Sea, the Indian Ocean, and that part which washes the coast of tropical America. These fishes, like the tortoise, the armadillo, the sea-hedgehog, and the Crustacea, are protected by a breastplate which is neither chalky nor stony, but real bone. In some it takes the form of a solid triangle, in others of a solid quadrangle. Amongst the triangular I saw some an inch and a half in length, with wholesome flesh and a delicious flavour; they are brown at the tail, and yellow at the fins, and I recommend their introduction into fresh water, to which a certain number of sea-fish easily accustom themselves. I would also mention quadrangular ostracions, having on the back four large tubercles; some dotted over with white spots on the lower part of the body, and which may be tamed like birds; trigons provided with spikes formed by the lengthening of their bony shell, and which, from their strange gruntings, are called "seapigs"; also dromedaries with large humps in the shape of a cone, whose flesh is very tough and leathery.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
