Коллектив авторов - Старые долги

В крематорий выстроилась очередь: многие люди с печалью и отчаянием на лицах, несущие такое же страшное бремя. То, что Бессмертные пришли со мной в это место, было знаком их особого отношения ко мне, ибо они находятся в смертельной опасности повсюду. Даже я, который знает про эту угрозу, глядя на склонившего голову Дункана, ощутил вдруг ненависть к нему за то, что он жив и никогда, никогда не будет уязвим для вируса, который выкашивает нас — вируса, созданного Бессмертным психопатом для Бессмертного безумца.

Конечно, это чувство прошло мгновенно. Это не Maк виноват в том, что Винкен был ненормальным. Бессмертные работают плечом к плечу со смертными, отчаянно ищут лекарство. Это может произойти слишком поздно. Хаос достиг высших уровней власти; уцелевшая свободная пресса сообщает о переворотах, но кто их совершает или где, уже не имеет значения, во всяком случае, для меня. Этим утром я обнаружил сыпь у себя: ее немного, под мышками, но она есть. Если я скажу об этом Maку, он домчит меня к одной из лабораторий и меня накачают лекарствами, но я слишком стар для этого, и я устал, черт побери.

Я не знаю, как он выдерживает, хороня друзей и близких, поколение за поколением. На мой взгляд, горести смертной жизни переносить легче. Мог бы я вот так идти сквозь время? По правде, мне не хотелось бы это выяснять…

Экспонат 2A: Фрагмент печатного носителя

Когда за ним пришли, он сначала растерялся. Митос так долго находился в темноте и тишине, что страх из-за их появления полностью завладел им. Их было множество, или так казалось — большие, шумные — они не слишком ласково вытолкали его в коридор с солнечными бликами.

— Двигайся, Бести, мразь! — И затем: — Черт побери, он падает!

Это продолжалось слишком долго. Крошечная камера, жалкая пища и всепроникающая тревога ослабили Митоса. Бесчисленная череда дней, когда единственным звуком был только собственный голос, сделала его неуклюжим и вялым. Он пытался подняться на ноги и идти так, как они требовали, но не мог открыть глаза из-за яркого света. Когда он ударялся обо что-то, они били его и насмехались, но, казалось, не настолько ядовито, как во время его сошествия в этот ад. О боги! Как давно это было?

Пока добирались до лифта, он мало что смог увидеть — бетонные стены в трещинах и пятнах влаги, выцветшие надписи «На выход». У открытых дверей лифта ждал человек, исхудавший почти до состояния скелета. Мундир с бейджиком на левой стороне груди нелепо висел на нем. Глаза Митоса слезились; он не мог разобрать имя, но лицо было знакомое. Его тюремщик. Их было много, один хуже другого. Этого он видел редко.

В лифте силы оставили Митоса. Когда его толкнули в угол, древний Бессмертный просто уселся на пол, обхватил свои колени и склонив к ним голову. Ему не пришло в голову спросить, что все это значит, что они собрались с ним делать. Он был Бессмертным. Это гарантировало неприятности.

Лифт остановился, двери раскрылись. Кто-то пнул его, и Митос истолковал это как команду встать. Он, спотыкаясь, вышел в помещение, наполненное грохотом металла, громкими голосами и солнечным светом.

В коридоре толпились смертные, большинство из них носило униформу охраны. Головы поворачивались, разговоры смолкали, когда его тащили мимо этих людей. Высокие решётки ворот смутно виднелись перед ними, выкрашенные грязно-серой, облупившейся краской. Они разъехались с гулким хлопком. Митоса толкнули внутрь.

Здесь было меньше людей. В костюмах, несколько отличающихся от тех, что он помнил, но все же узнаваемых. Значит, не сотни лет. Один из охранников забежал вперед и распахнул дверь слева. До того Митос вполне понимал, что происходит: он был внутри, а они снаружи.

Комната была большая, стены окрашены в синий цвет, на полу ковер. Митос чувствовал его мягкость через дырки в подошвах ботинок. В самой дальней стене было окно, его тонированное стекло позволяло лишь смутно разглядеть лесистые холмы. За столом сидел крупный мужчина. Перед ним находилась табличка, гласившая: «Директор П. Ройс, доктор философии». Так. Босс.

Позади него стояли двое мужчин. Костюмы на заказ, шелковые рубашки — всё дорогое. Один пристально смотрел в окно. Другой с испугом уставился на арестанта. Митос посмотрел на свою тюремную униформу, состоящую из серой рубашки и брюк. Настолько изношенную, что местами можно было увидеть кожу под ней. За его смущением и страхом пришел гнев. Что, черт подери, они ожидали увидеть? Это была та же окровавленная одежда, которую дали ему когда-то, когда он попал сюда! Единственным источником воды была тонкая, ледяная струйка в крошечной раковине в его камере. Но он старался, черт бы их побрал, упрямо стирал изношенную одежду, сам мылся, делал все, что мог, не давая себе забыть, что он был человеком.

— Какой сейчас год? — Его голос звучал еле слышно, он отвык разговаривать.

Директор назвал дату.

Боги. Сорок лет. Митос огляделся. Возле двери стоял стул. Не ожидая приглашения, он сел, осмотрительно положив трясущиеся руки на колени. Сердце бешено колотилось, а голова кружилась от голода. В камере не было никакого чувства времени. Может, он ел два дня назад — или на прошлой неделе, но он ничего не сказал об этом. Спрашивая, можешь слишком легко превратиться в попрошайку.

Человек у окна обернулся и вдруг сказал:

— Он в ужасном состоянии. Сколько времени потребуется, чтобы вернуть его в норму?

Директор неловко хмыкнул.

— Я не уверен, господин Сеттер, — ответил он, наконец. — Довольно быстро, я думаю, — немного еды, немного размяться…

— Кто победил? — перебил Митос.

Они пристально посмотрели на него.

— Что?

— Война, — голос набирал силу, и Митос повторил: — Кто выиграл? Всё закончилось, не так ли?

— Мы сделали это, — произнес первый человек. У него было круглое лицо и крошечная остроконечная бородка. Он свирепо уставился на слегка усмехнувшегося Сеттера. — Договор Сакраменто был победой КПСА.

— Если вы так говорите, Деррик. — Сеттера это не интересовало. — Мне не нравится эта идея. Мне не нравилось, когда вы это предложили, и я не изменил своего отношения сейчас. Тот, кто примет это назначение, будет вынужден бороться с этим Бессмертным всю дорогу — контролировать двадцать четыре часа в сутки! Он действовал вместе с Маклаудом, ради Бога! Суньте его обратно в его нору. Мы в нем не нуждаемся. Мы можем найти Горца сами.

Деррик усмехнулась.

— Где же он тогда, черт возьми, Сеттер? Мы устали от обещаний. Мы думаем, что вам потребуется наживка, и с вашим начальством всё согласовано.