Коллектив авторов - Старые долги

— Я никогда не слышал о нем, сэр, но он знал старые пароли, закодированные в одной из старых линий. Клянусь Иисусом — большинство из них были отключены давным-давно!

— Кто это был?

— Он сказал, что его зовут Адам Пирсон, и что ты должен остерегаться его возвращения.

На мгновение Маклауд не мог дышать. В ушах шумело.

— Откуда был звонок?

— Мы не знаем, сэр. Звонивший не оставался на линии достаточно долго, чтобы вычислить местонахождение. Мы сейчас ищем его. Мистер Маклауд, мое начальство хочет знать, кто этот Пирсон и чего ему надо от тебя.

Горец ничего не сказал. Его мозг напряжённо перерабатывал информацию.

— Откуда ты знаешь, куда мне звонить? — потребовал он, игнорируя вопросы. В ответ — тишина. Дункан положил трубку и уставился на телефон, когда тот зазвонил снова. Он развернулся и пошел искать детей.

— Хватай вещи, — сказал он Гейбу коротко. — Мы уходим.

— Сэр?

— Вы можете уйти со мной сейчас, или остаться — это ваш выбор.

Микаэла вскочила, за ней Джоан, они помчались к своей спальне. В течение нескольких минут он собрал всю команду — багаж в руках, лица бледные, но глаза смотрели на него доверчиво. Он вывел их наружу и каким-то образом в в этой спешке упакованные сумки оказались в багажнике, а дети — на сиденьях. Они отправились в путь.

Вой поднялся над толпой — высокий, пронизывающий, кровожадный. Он заглушал стук его сердца. У Митоса перехватило дыхание, когда его повели через разъяренную толпу; руки протискивались между массивными охранниками, хватали его за волосы, одежду. Ноготь царапнул по лицу. Страх сдавил горло, заставил сердце биться быстрее.

Впереди виднелись возвышение для суда и ещё одна толпа — на этот раз пресса. Митос увидел лес микрофонов на штангах и вспышки, и его хрупкая уверенность в своей безопасности окончательно пошатнулась. Прозвучали выстрелы. На мгновение он был уверен, что стреляли в него, но толпа снова была отброшена назад, ревя от разочарования, и он, спотыкаясь, поднялся по широкой мраморной лестнице.

Высокие двери распахнулись, оглушительная ярость толпы последовала за ним внутрь, мимо строя журналистов, под сверкание вспышек. Бежать было некуда, он был окружен со всех сторон. Митос, потративший тысячелетия на умение сливаться с окружением, чтобы скрыться, чувствовал себя больным от ужаса. Не оставалось ничего другого, как шагать, сохраняя лицо, когда их ненависть захлестывала его; спокойно идти в сторону зала, где его судьба была уже заранее решена.

Большие двери распахнулась. Среди моря повернутых к нему враждебных лиц он начал спускаться по проходу. Казалось, он шёл так целую вечность, шум наполнял воздух. Судью впереди было почти не видно за высокой кафедрой.

Вдруг Митос оказался на скамье подсудимых, но мог слышать толпу, шумящую снаружи здания. Они колотят в каменные стены, бьют кулаками в ритм с неизменным речитативом, звенящим над судом:

— Виновен! Виновен!

Он пытался перекричать неутихающий грохот. Сверху на скамью подсудимых упала тень — это судья посмотрел вниз. Темные волосы рассыпались вокруг знакомого, приветливого лица.

— Дункан! — воскликнул он радостно, делая шаг вперед. Но лицо друга скривилось в жестокой усмешке. Охранники толкнули Митоса обратно.

— Дункан?

Удар пришел из ниоткуда и заставил умолкнуть. Зал суда исчез, и он снова был в Винтерборне. Сильные руки толкнули его на колени. Тяжелые ботинки выбили из него дыхание. Митоса трясло, ужас, ярость и отчаяние сдавили горло.

— Посмотри на меня! — Это был гортанный голос его тюремщика, но когда Митос поднял голову, он увидел лицо Маклауда. Еще один удар. Митос крепко зажмурил глаза, слезы жгли под веками. Дункан? Почему? Что я сделал?

— Убийца! — донеслось гневное обвинение из тысяч глоток, — Убийца! Предатель!

— Нет! Не я! Больше нет! Дункан, ты же знаешь!

— Ты мразь, — прорычал Дункан. Руки Горца опустилась на его голову, заставив пригнуться.

Нахлынувшее страдание и отчаяние были столь глубоки, что, на мгновение, Бессмертного охватила дрожь. Он услышал зловещий шепот стали, извлекаемой из ножен, рассекающей воздух…

— БЕСТИ!

Митос резко проснулся, влажными глазами глядя в склоненное над ним женское лицо, окруженное темным облаком волос, разметавшихся по плечам. Его дыхание успокоилось, холодный пот высох. Уже наступил рассвет.

— Плохие сны? — Ее ироническая улыбка прогнала боль. Митос, удрученный, отвернулся от нее. Он подождал, свернувшись калачиком на краю матраса, пока она скрылась в ванной комнате, и наблюдал, как светлеют окна за шторами — до тех пор, пока его сердцебиение пришло в норму, и кошмар поблек.

Охотница была в непонятном настроении. Вначале он увидел явное раздражение, когда она отчитала его за слишком долгое нахождение в душе, затем было сухое игнорирование его робких вопросов за завтраком. Возможно, ей тоже плохо спалось. Она посадила его за руль, когда они уезжали от душного воздуха и тяжелых раскатов грома.

Он ехал мимо полей с дренажными канавами, оставшимися с тех пор, когда случались наводнения из-за Эль-Ниньо. Иногда они проносились мимо сельскохозяйственных компаундов — обнесенных стенами бетонных казарм, в которых размещались небольшие группы наемных рабочих. В зеркало заднего вида он видел надвигающуюся стену дождя.

Гита вообще ничего не говорила, выражение лица отсутствующее, подключена к этой проклятой коробке. Они нагнали караван грузовиков с помидорами. Маленький мальчик в изодранном комбинезоне висел на борту последнего грузовика, ухмыляясь от уха до уха. Он помахал рукой и крикнул им вслед.

— Налево, — сказала она, хмурясь и трогая кабель, соединяющий ее с компьютером. Он повернул. Впереди был мост, и еще один грузовик-безбортовка, везший трясущихся работников. Не предупредив сигналом, машина развернулась. Митос закричал. Жавшиеся друг к другу люди внезапно сбросили одеяла. Инстинкт заставил его крутить руль влево, когда пули ударили по машине. Он слишком поздно увидел кювет вдоль дороги и попытался вернуть машину на проезжую часть. Колеса съехали, попав на грунт, впитавший недавние дожди, машина перевернулась.

На долгие мгновения пропала возможность сориентироваться, осталась боль, смятение и сильный грохот. Он думал, что может снова умереть. Затем сознание прояснилось, и он толкнул дверь, извернулся и кувыркнулся головой вперёд в ручей на дне оврага, прямо по камням и сорнякам.

Голова кружилась. Он лежал, наполовину погруженный в солоноватую воду. На него упала тень. Гита, с окровавленным лицом, сказала:

— Вставай!

Опасаясь контроллера, он, пошатываясь, сделал, как она велела. Мир вокруг кренился и качался.