Константин Исааков - Один

– А ты мне больно не сделаешь?

– А твоя бабушка не войдёт?

Он не ответил ни на один. Тогда она совершенно по-женски (как подумал бы взрослый Лёша!) стянула трусики на одну ногу и с удивительной грацией раскинулась на постели, представляя собою образ полнейшего, безоговорочного доверия. Он прикасался к этому чуду с тем благоговением и трепетностью, на которые только способен 12-летний мальчишка, ещё не познавший женщину да и не готовый к этому познанию.

«Там, оказывается, когда гладят, бывает совсем не больно, а приятно, – говорила она ему, – и ты не бойся, потому что я не боюсь. А братьям я больше не разрешу там трогать – кричать буду, на весь дом…».

Прошло лето, наступило 1 сентября, Билку отдали в 1-й класс, в её школе была продлёнка, и от бабушкиных услуг отказались.

А лет через пять старенькая уже его бабушка вдруг сообщила Лёше заговорщицким тоном, что встретила на улице Билку.

– Такая красавица стала! Обещала завтра ко мне часам к 6-ти заглянуть. Приходи – повидаетесь. Вы ведь… дружили…

Он не пришёл. Испугался.

Толик и Тоня были второгодники. К тому же, из другой школы. В его 9-м «В» они появились не 1 сентября, а только через неделю после начала учебного года. Ходили разговоры, что в «А» и «Б» классы их почему-то не хотели принимать, и только добросердечная их классоводша Аннсильна сжалилась над двойняшками. Да, Толик и Тоня были двойняшками. Или близнецами. В те времена Лёшка не очень понимал разницу.

Но похожи они были умопомрачительно. Оба – худощавые и плоскогрудые, хотя о последнем качестве, конечно, можно было говорить применительно к Тоне. Она хоть и была на год старше своих новых одноклассниц, но, в отличие от них, школьное форменное платье сидело на ней абсолютно равнинно, не возбуждая мальчишеского любопытства, а то и желания ненароком прогуляться ладошкой по соблазнительным бугоркам.

К концу восьмилетки пацаны в их «В» -классе как-то вдруг резко вытянулись и, судя по всему, не только ввысь. На уроках физкультуры они пялились на выпуклости девчонок, норовя как бы случайно толкнуть, прижаться или просто дотронуться до какой-нибудь особо «высокоразвитой» одноклассницы. Была, что и говорить, в этом грубоватом, подчас на грани хамства проявлении зарождавшегося желания та самая любопытствующая тяга к женскому естеству, которая с годами у одних сформирует подлинную способность любить, причём не только тело и не только телом, а у других, коих большинтво, так и затормозит на уровне недоразвитого желания полапать.

Но плоская Тонина грудь не вызывала ни малейшего мальчишеского любопытства. Зато попа у неё была великолепна! Это проявилось как раз на уроках физкультуры, когда стройная сверху и выдающаяся снизу Тонечка выбежала вслед за остальными девчонками из раздевалки, встав самой первой, в соответствии с ростом, в шеренгу по одному. И пока она бежала, все пацаны провожали ошалелым взглядом её вздыбленный, как у породистой лошадки, задик в чёрных спортивных трусиках. Позже, поездив по миру, Лёша узнает, что это и есть так называемая «бразильская попа», хотя, конечно же, никакой бразильской или иной экзотической крови в Тоне и Толике не было и быть не могло.

Впрочем, и после этого открытия мальчишки не решались приставать к Антонине – даже «методом случайного касания». Потому что рядом с нею всегда был Толик. Не сказать, чтобы Анатолий был грозен на вид – такой же, как и сестра, узкоплечий и нескладно длиннорукий. Но он всегда был при ней – неразлучно: что на уроках (близнецы неизменно сидели за одной партой), что после них. И потому любой потенциальный обидчик понимал, что дело будет иметь не с одним, а сразу с двумя ответчиками. И то, что придётся ему при этом несладко, видно было по жёсткому, с серебринкой взгляду этих двух пар каких-то очень светлых, почти прозрачных, голубовато-серых глаз.

Случилась, к тому же, в самом начале учебного года история, которая мигом отвадила от этой парочки всех шутников и задир. У Тони и Толика была вообще-то действительно странная, даже неприличная фамилия – Пипикины. И когда на первой же перекличке Аннсильна дошла, читая список в журнале, до этой их фамилии, то, сами понимаете, после слов «Пипикин Анатолий» – «Я!» и «Пипикина Антонина» – «Я!», класс, на секунду изумившись, загоготал. На перемене же один из классных непререкаемых «умников», подойдя к мирно стоявшим у стеночки близнецам, громко – чтобы все слышали – «пошутил»: «Пипикины, а у вас пипики – разные или тоже одинаковые?» На что Толик с отсутствующим лицом – только серебринка в глазах блеснула – коротким движением ткнул шутника в солнечное сплетение. Тот скорчился, присел на корточки и долго ещё не мог прийти в себя, опоздав в результате на следующий урок. С тех пор на фамильную честь Пипикиных никто не покушался.

Хотя, на самом деле, в той неуклюжей шутке была, как водится, лишь доля шутки. Потому что похожи были Тоня и Толик, повторимся, совершенно невообразимо – сейчас бы сказали: как клоны. Их «одноликость» усугублялась тем, что Тонечка, как и её брат, неизменно стриглась очень коротко – как тогда называли, «под мальчика». Да, брат с сестрой были, что называется, на одно лицо (как-то учитель физики РомРомыч незло назвал их «двое из ларца, одинаковых с лица», процитировав популярный в то время мультик, и близнецы на это вовсе не обиделись, даже как-то гордо переглянулись). Это «одно лицо» Толика-Тони было, наверное, простоватым. Но безумно обаятельным. Густые брови над глубокими глазницами. Широкий, почти «картошкой», нос. Абсолютно гладкие, бледные щёки, лишенные мучивших большинство их ровесников прыщей. И потрясающие, губы какой-то необычной, крылатой формы!

Вот уж на что, а вовсе не на округлости Тониной попы Лёшик украдкой заглядывался. Как раз в те времена он и придумал своё личное, Лёшино, восприятие противоположного пола: там, под одеждой, у девчонок ведь всё одинаковое! Ну, что-то где-то чуть большего или чуть меньшего размера, но выглядит-то это у всех девочек, девушек, женщин стан-дарт-но. Да, это хочется увидеть, потрогать, распознать – но такое желание вызывает у него, Алексея О дина, любая девчонка. Независимо ширины, высоты и прочих количественных, геометрических параметров тех или иных участков её тела.

А вот лицо – это индивидуальность. Его-то и интересно понять. То есть тело – ощутить, лицо – познать. Он и во взрослости будет с отчаянием вглядываться в лица, мучительно пытаясь отыскать то самое, его – любимое лицо. Но тогда, девятиклассником, наглядевшись на лица близнецов, он впервые сформулировал для себя: совсем не то прячет от окружающих человек! Закрывать от всеобщего зрения следует не нечто считающее неприличным, но вполне типовое в трусах… ну, и под лифчиком. А лицо.