Журнал «Пионер» - Пионер, 1951 № 12

Когда ж он гулять отправляется с нами,

Мы видим,, как много богатства кругом,

Но знаем, что создано это трудом,

Что создано нашими это отцами,

Что каждое здание, фабрика, дом

Воздвигнуты их трудовыми руками,

Что хлеб и железо, машины и сталь,

Мосты, по которым вагоны грохочут,

И аэропланы, летящие вдаль,

Создал простой, как отец наш, рабочий…

Владка замолчала, и все молчали.

В этот вечер, ложась спать, Адам подумал, не лучше ли ему стать металлургом, а не текстильщиком.

Дома было тихо, спокойно. Адам и Сабина ушли готовить уроки. Станьчакова отправилась за покупками, а Станьчак спал после ночной работы. Владка расстелила на столе газету, положила на неё бумагу, обмакнула перо.

Ей так много надо рассказать своим. Почему же она так долго раздумывает над каждым словом? Как лучше написать: «Дорогие родители» или «Дорогая мамочка и дорогой папочка»?…

Подумав, она написала:

«Дорогие родители! В первых строках моего письма сообщаю вам, что ехала я хорошо. Всё время смотрела в окно. А потом мы все читали стихи и пели хором. И время прошло быстро. А провизии, которую вы мне дали, хватило на всю дорогу, даже ещё осталось. Я угощала других детей, и они угощали меня. Спасибо тебе, мамуся. Сейчас так трудно, а ты мне столько всего приготовила… Когда мы приехали в Лодзь, за мной пришёл в комитет Адам. Первое время я очень скучала, а теперь уже не так скучаю, потому что… - Владка задумалась. Почему? И, поразмыслив, продолжала: - Потому что я теперь занята. Хожу в лавку за покупками и помогаю пану Станьчаку по хозяйству. А пани Сганьчакова уходит на работу в пять утра…»

Теперь уже Владка писала без остановки.

«Для меня была приготовлена плетёная кроватка. По воскресеньям её застилают зелёным с золотыми узорами покрывалом. Я в воскресенье надела синее платье и белый воротничок и брошку со слоником. Брошка всем очень нравится. Мы играем с Сабиной…»

- Владзя, ты чем пишешь: языком или пером? - раздался весёлый голос.

Владзя смутилась и спрятала язык, а потом рассмеялась: этот пан Станьчак всегда что-нибудь смешное скажет. А он встал с кровати, потянулся и продолжал весело:

- Родителям пишешь? Передай им большой привет от меня, от старого текстильщика. И моё пожелание, чтобы у них всё окончилось благополучно.

Перо ещё быстрей забегало по бумаге. Владка старательно повторяла слова:

«Все меня любят. Пан Станьчак только что проснулся и просит передать вам большой привет от старого текстильщика. И пожелание…»

Тут вернулась Станьчакова из магазина. Она присела, усталая, у стола:

- Поклонись хорошенько, Владзя, от меня родителям и напиши, что мы благодарим их за то, что они доверили нам тебя на время забастовки.

Что это? Владка глядит испуганными глазами в темноту.

- Спи, Владка, спи, - слышит она тихий шопот Станьчаковой.

Ах, значит это будильник разбудил Владку! Ведь пани Станьчакова говорила вчера, что у неё много работы и что ей нужно встать пораньше. Сколько раз собиралась Владка встать вместе с ней, разогреть кофе, приготовить ей завтрак! Но ни разу ещё Владка не могла проснуться так рано. А сейчас она обязательно встанет. Полежит ещё немножко, одну минутку, и встанет.

- Который час? - спрашивает Владка у Станьчаковой.

- Ещё рано, половина четвёртого, спи, спи!…

Владка смотрит на Станьчакову полузакрытыми глазами. Какая бледная сегодня пани Станьчакова! Она суетится у плиты, наклоняется над корытом с бельём, а потом рассматривает у лампы рукав рубашки Адама… Кто это разглядывал так же у лампы рукав красной кофточки? Мама! Как давно это было! Владка закрывает глаза, думает о маме, о доме и снова засыпает…

Когда Владка проснулась, Станьчаковой уже не было дома. Владка снова проспала и не приготовила завтрака! Она смотрит на будильник, стоящий на шкафу, - половина шестого. А что это на столе? Корзинка. Это пани Станьчакова забыла свой завтрак и будет теперь работать голодная.

Владка неслышно вскакивает и, не спуская глаз со спящей Сабины, быстро одевается. Только бы не разбудить никого! Адам спит крепко, как убитый, а Сабина чуткая. Владка надевает пальто, шапочку. Берёт корзинку со стола, проверяет, всё ли в ней лежит. Ботинки она наденет у дверей, потому что они скрипят… Девочка, пятясь, выходит в коридор и осторожно прикрывает за собой дверь.

Потом Владка начинает соображать: пани Станьчакова работает на фабрике, мимо которой они проходили с Адамом в день приезда Владки. Адам сказал: «Здесь работает моя мама». Владка внимательно посмотрела тогда на ворота, но теперь она не помнит, какой это номер: двести семьдесят шесть или сто семьдесят шесть?

И всё-таки Владка нашла этот дом. Вот она стоит перед запертыми воротами, на которых написано: «Посторонним вход воспрещается». Да, это.те самые ворота. Но что же ей делать? Если она позвонит, то сторож всё равно её не впустит да, пожалуй,, ещё накричит на неё. Детей на фабрику не пускают.

В это время к воротам подъехали огромные телеги. На них лежали тюки в толстой коричневой бумаге. Телеги въехали в ворота. Одна из них застревает в воротах. Все заняты телегой, и никто, конечно, не обращает внимания на Владку. Хороню, что она такая маленькая и худая. Она прошмыгнула, как мышка, на фабричный двор. Во дворе, окружённом красными кирпичными зданиями, множество людей, но все они торопятся, все заняты.

Вот навстречу идёт какая-то женщина с корзиной в руках.

- Что ты здесь делаешь, девочка? - обратилась она к Владке. - Детям сюда входить нельзя!

Владка объяснила, что она принесла пани Станьчаковой завтрак, который та забыла дома.

- А где эта Станьчакова работает? Здесь много Станьчаковых.

Владка неуверенно ответила, что в ткацкой.

- Ткацкая вот здесь, напротив, - сказала старая женщина, поставив корзину на пол. - Поди, девочка, туда, в ткацкую, может быть, кто-нибудь передаст завтрак Станьчаковой. Только на входи в цех…

Женщина взяла корзину и, пройдя несколько шагов, открыла какие-то двери. Владка успела рассмотреть длинный ряд женщин, сидящих друг против друга и разделённых какой-то рамой. Откуда-то доносился однообразный глухой шум.

- Чего же ты стоишь? Иди! - строго сказала та же женщина. Она вышла уже с новой корзиной. - Иди же!

Владка не стала больше медлить. Она прошла по какому-то коридору, где были установлены в ряд огромные шпульки, побольше, пожалуй, чем она сама, и остановилась у больших раскрытых дверей, оглушённая однообразным непрерывным шумом. Только потом она разглядела два ряда станков, между которыми двигались работницы. Владка не решалась идти дальше и стояла у дверей, рассматривая ближайший станок. Что-то с однообразным жужжанием поднималось вверх, а что-то другое опускалось вниз, и между ними бегало, как безумное, что-то третье… «Основа поднимается, уток опускается, уток поднимается, основа опускается». Наверно, об этом рассказывал Адам. А сейчас, верно, что-то оборвалось; пожилая женщина, та, что ближе всех к Владке, ловит оборвавшуюся нитку и завязывает её.