Журнал «Пионер» - Пионер, 1939 № 11

- И, ты! Правда, что дурачок, - Саня презрительно оглядел его с ног до головы. - Развесил губы. Ты еще спасибо скажи, что они приняли твоих пчел.

Это было у самой школы. Двое ребят уже пролезали через дыру в сад. Когда Тимаев вернулся к Мише, тот спросил:

- Ну, что, будешь председателем?

- Что? Председателем? Зачем? - Тимаев говорил будто спросонья. - А-а, председателем? Буду. Мы вместе с Саней, одинаково.

- Двоим нельзя. Его можно помощником. Если надо, так мы даже двух тебе выберем. А Антонина Петровна будет главным руководителем.

Саня вдруг заупрямился. Не будет он ни помощником, ни председателем. И в кружке не будет. Потому что не желает.

Пускай пропадают их пчелы, пускай все заберут себе Зинка с Мишей (Зины тут и не было). Ему ничего не надо. Он лучше уйдет домой и будет сам по себе, - по крайней мере, никто не будет над ним командовать.

В саду были косматые длинные тени. От цветника несло сыростью, - наверно,. только что полили. Ведро с пчелами поставили на солнце. Но кто-то сказал: они и так горячие, значит, их надо в холодок. Перенесли в тень. Но тут одному пришло в голову: раз они горячие, стало быть, им нужно так, зачем же им делать вред? Ведро снова перенесли на солнце. Но ведь солнце переходит с места на место. Скоро оно совсем сядет, а утром встанет с другой стороны. Как тут быть? То же и с цветником: поставить пчел рядом, или даже в середину его, или нарочно отнести подальше?

Пока шли споры обо всем этом, Тимаев стоял в стороне. Он то глупо улыбался, то беспокойно оглядывался на дорожку, ведущую к дыре, то открывал рот, собираясь сказать что-то, - и ничего не говорил. Первый раз ему приходилось действовать без Сани, и это было ужасно трудно. Наконец, он пересилил себя и сказал:

- Сперва улей надо. Они не могут в ведре.

Стали думать, где взять улей. Тимаев: предложил сбегать на пчельник и выпросить у дедушки хотя бы старенький, завалящий какой-нибудь. Миша обиделся:

- Зачем старенький? Что наша школа не может нового купить? Я видел в городе продают: настоящие домики. Идем прямо к директору!

Побежали к директору. В саду остался только Тимаев. Он сказал, что пчел нельзя пока оставлять одних. На самом деле он боялся, что директор как увидит его, так сейчас же закричит: «Что, кружок? Тимаев председатель? Да вы с ума сошли!»

Директор жил напротив, а ребята не возвращались целую вечность. Солнце село. В саду не осталось ни одного светлого пятна. Тимаев представил себе, как там идут переговоры, и решил, что все погибло. Сейчас ребята придут и скажут: «Забирай своих пчел. Куда хочешь, туда и девай их».

И как раз в это время зашуршали ветки, затопали босые ноги. «Киря, Киря!» - закричало несколько голосов. Он вскочил. До сих пор в школе его редко называли по имени; для всех он был Тимаев. На дорожке показались бегущие, прыгающие, размахивающие руками ребята.

- Есть! Согласен! - кричали оии. - Деньги выдал! Кружок ему понравился. А что ты председатель, так он говорит: лучше и придумать нельзя.

Тимаев хлопал глазами, не зная, верить ему или нет.

Подошел и Миша. В руке у него было две бумажки по тридцать рублей. Он не махал руками, не кричал, но зато и ничего не разъяснял, как раньше. Он просто сказал:

- Завтра поедем в город. Ничего, если они.одну ночь проживут в ведре?

- Ничего, можно хоть две ночи, - Тимаев опять вдруг повеселел. - Только мне бы лучше тут остаться. Мало ли что может быть?

- А без тебя мы в городе ничего не сделаем. Какой улей брать? Мы же не знаем. И как обращаться с ним. Привезем негодный, тогда нам больше не дадут денег.

Тимаев засмеялся, чрезвычайно польщенный, но, вероятно, подумал, что это нехорошо, и деловито нахмурил брови.

- Это же пустяк - выбрать улей. Они все одинаковые. Ну, ладно, тогда часовых поставим. Кто может завтра придти сюда пораньше? Все? Нет, всем нельзя: шуметь будут, напугают пчел. Надо по очереди.

В саду почти совсем темно. Голос Тимаева спокоен и тверд. Лицо его трудно уже разглядеть, зато фигура ясно вырисовывается между деревьями. Она стала как будто выше, прямее. Ребятам кажется, что на место Тимаева поставили кого-то другого - толкового, хозяйственного парня. Он знает свое дело, и возражать ему нельзя. Тимаев идет к ведру, снимает с себя пиджак, тепло укутывает пчел. Только сетку оставляет наполовину открытой, чтобы они могли дышать.

- Вот тебе и дурачок! - шепчут сзади него.

- Тише ты! Он поумнее тебя. Думаешь, если клоун, так…

- Киря! Я боюсь, стащут.

- Ничего! Он старый!

Эти обыкновенные слова напитаны такой радостью, как будто Тимаев говорит не о пиджаке, а о том, как замечательно жить на свете.

Санины окна были плотно закрыты ставнями. Неужели спать легли? Как нарочно, взошла луна и залила весь узенький проулок почти дневным светом. Тимаев спрятался в тень. Он уже пять раз свистел - никакого ответа. Дома, наверно, тоже легли. Хорошо, если Катя сказала, что он ночует у Сани. А если она не сказала? Хоть бы он вышел на минутку, Саня. Нельзя же уйти и не рассказать ему, что там было, в саду.

Он свистнул еще три раза подряд. Хлопнула калитка другого дома. Вышел человек и сердито спросил:

- Кто тут? Чего надо? Тимаев бросился бежать.

Дома все спали. Он перелез через забор и лег в кормушку со свежей травой. Полежал немного - тихо подошла мать. Принесла отцову шубу подстелить, кувшин молока, краюху хлеба.

- На вот, поешь. Весь день голодный. Тимаев припал к кувшину и долго не мог оторваться. Он сам не подозревал, что так проголодался.

- Кирюша, ты правда что ли в школу ходил? Хоть мне-то не ври.

- Нет, правда, мама, вот честное слово. Мы с Саней им рой поймали, пасеку разводить будем. Сам директор нам спасибо сказал.

- Ох, не доведет тебя до добра этот Санька! А учиться-то будешь?

- Конечно, буду. Ты вот ругаешь Саньку, а он, знаешь, что сказал? «Будете нас учить как следует, тогда разведем вам пасеку». Они согласились. Теперь все учителя будут приходить в школьный сад и заниматься с нами.

- Ты уж постарайся, сынок. Отца-то хоть пожалей. Ведь нынче у всех как есть дети учатся. На что Стигнеевы раньше самые последние люди были, - и то у них Федька доктором выходит. Неужели уж мы хуже их? Ваньке нашему не пришлось…

У Тимаева отяжелели веки. «А что,, правда, выйти бы доктором!» - подумал он. Ему стало ужасно смешно, и он моментально заснул.

Через пять часов его разбудил петушиный крик. Было еще рано, должно» быть, только рассветало. Ему очень хотелось спать, но он встал и вылез из кормушки. Петушиный крик прозвучал, как сигнал бедствия. «Чем их кормить? - в ужасе думал Тимаев. - Как ухаживать за ними? Ребята будут спрашивать, а я не знаю. Вот так председатель!»