Журнал «Пионер» - Пионер, 1939 № 11

Он протер сухим кулаком глаза и тихонько вышел со двора. Вчерашней дорогой, мимо садов и гумен, спустился в лощину, пересек зелено-голубое озеро пшеницы, полотно железной дороги и стал подыматься в гору. За первым подъемом от дороги отделилась тропка в лес. Тут, на черных парах, в лучах солнца, стоял серенький заяц. Сверху бесшумно скользнула темнорыжая крылатая тень. Заяц рванулся с места и поскакал, смешно подымая то зад, то длинные уши.

Тимаев тоже побежал. Минут через десять перед ним открылась зеленая поляна в лесу, расшитая замысловатыми узорами цветов. На краю стоял домик, похожий на клушку, перед ним, как цыплята, в высокой траве прятались ульи, штук двадцать. Тимаев хотел позвать кого-нибудь и вдруг заметил высокого старика с коричневой блестящей лысиной во всю голову. Он стоял раздетый, без сетки и рукавиц, и встряхивал что-то круглое. Над головой его вилась тучка пчел. Рука и то круглое были уже облеплены живой черной кольчугой. Тучка заметно редела. Когда она вся опала, старик унес ее к открытому улью и долго водворял на новую квартиру.

Это было то, что больше всего хотелось бы сейчас подсмотреть Тимаеву. Но он не подошел: его охватила робость и такое почтение, как будто перед ним был настоящий живой колдун. Пчелы не кусают его, садятся, куда он хочет. Ведь это же не собаки - разве их можно приучить так слушаться? Недаром он вечно живет в лесу. И лоб у него в шишках, и на лице всегда хитрая усмешка. Кто знает, что он еще может? Вот сейчас выбежит из лесу волк и скажет: «Ух, замучился!» За ним прилетят семь белых лебедей. Старик махнет рукой - из лебедей выйдут семь добрых молодцев и начнут докладывать, что случилось за ночь на земле. А там не успеешь и глазом моргнуть, как сам оборотишься пчелой. Вот было бы здорово! Куда хочешь можно залететь и все подсмотреть. А люди бы ходили мимо и рассуждали: «Враки все это, никакого колдовства не бывает».

Старик обернулся и увидел Тимаева.

- А, пришел! Что долго не был? Некогда, озоровать надо?

- Нет, я не озорую… Дедушка, если в школе у нас, в саду, поставить улей, -будут пчелы жить?

- Отчего же? Будут. Загородку сделаете, чтобы не все к ним лазали, и будут. Только где вы пчел возьмете? Мы не продаем сейчас.

- У нас есть уже. Мы рой поймали.

- Где? Вчера вечером? Ах, паршивцы! Это наши упустили. Как уедешь на час, так у них тут все вверх ногами. А-я-яй! А-я-яй! То-то они вечор себе места не находили.

Могущественный повелитель пчел стонал и охал, точно у него болело все нутро. Сейчас он был похож не на колдуна, а на обыкновенного дедушку, у которого внучек ушел из дому и потерялся. Он начал подробно расспрашивать, где и как нашли рой, как его снимали, много ли пчел пропало при этом. Тимаев взмолился:

- Постой ты, дедушка! Мне некогда: в десять часов поезд отходит, а мне еще надо в школу, потом к товарищу одному, потом… Ты лучше расскажи, как за ними ухаживать, за пчелами.

- Как ухаживать? Ну, брат, этому за один день не научишься. Я сорок лет за ними хожу, да и то многого еще не знаю.

- Сорок лет?! - Тимаев вытаращил глаза, потом хитро улыбнулся: знаю, мол, ты шутишь, потом сразу весь съежился и поник. - О-о-ой! Сорок лег!

- Да тебе что больно скоро надо-то? Тимаев рассказал все на чистоту: про пасеку, про горячие завтраки, лодочную пристань, слесарную мастерскую, а главное, про то, что его выбрали председателем.

- Ах ты, горе какое! Да неужели уж там не нашли кого по… Ну, вот что. Они где у вас, в ведре, пчелы-то? Пойдем, я тебя научу.

Старик взял пустой улей, разобрал его и велел Тимаеву собрать. Показал, как вставляются рамки, как они навешиваются, как надо переселить пчел из ведра в улей. Обещал дать одну рамку с медом и расплодом. Тимаев приободрился. Ни мать с отцом, ни учителей в школе он никогда не слушал с таким трепетным вниманием.

- Спасибо тебе, дедушка! Я еще буду приходить, ладно?

- Приходи, приходи. Еще вот молодой пчеловод мой придет, я у него книжку спрошу. Там в ней все описано, как обращаться с пчелой.

- Разве такие книги бывают, про настоящее?

- А как же? Да они все такие. Либо как жить учат либо как чего делать. Нет, от книг тоже большая польза человеку.

Тимаев был несогласен с этим, но раздумывать и спорить сейчас ему было некогда. Он еще раз поблагодарил дедушку и пошел домой. Шагов двадцать прошел - вернулся.

- Дедушка, а вдруг они улетят все-таки?

- Зачем улетят? Раз у них будет корм и будут дети, не улетят. Ну, а между прочим, на другой день открой и погляди: если они сидят в гнезде и работают, стало быть, все хорошо. А если сбились в клубок да ничего не делают, значит, собираются лететь. Тогда скажи, я приду, погляжу.

Тимаев хотел идти к Сане. Но Саня сам встретил его на улице:

- Где ты пропадаешь? Я тебя искал-искал. Рой все в Бедре. Думаешь, он сто лет в ведре может? Там какие-то часовые, близко никого не подпускают. Я хотел смазать одного, да не стал, связываться еще.

- А ты разве не…? Ты же говорил…

- Ничего я не говорил! Раз поймали, что же теперь, выбрасывать его?

Лицо у Сани было какое-то праздничное, глаза и губы улыбались. Даже сердитые слова он говорил с улыбкой. Тимаев сразу догадался, что это неспроста.

- А письмо ты нашел, которое отец прятал от тебя?

- Нет, он сам показал мне, - Саня заложил руки в карманы и ногой отодвинул соринку, словно речь шла о самых обыкновенных пустяках. - Да сейчас второе письмо принесли. Завтра мама приедет домой. Она, наверно, всегда теперь с нами жить будет.

- Врешь? Вот здорово! Все-таки лучше нет, когда мать дома. Они хотя пристают здорово, зато… Нет, от них все-таки большая польза человеку!

У водокачки радостно, как жеребенок на лугу, загудел паровоз. Попыхивая желтыми клубами дыма и с трудом удерживая свой буйный бег, он подкатил к станций. На горячем асфальте перрона нетерпеливо переступают восемь босых ног. Восемь глаз так же нетерпеливо перескакивают с одного вагона на другой. В одной двери показался Миша Карасев. Он держит что-то белое, свеже отструганное, вроде ящика от стола. Ребята кидаются к подножке, вспрыгивают на нее.

- Улей, да? - спрашивают они так, как будто случилось что-то ужасное.

- Нет, крышка, - отвечает Миша. - Держите, я буду подавать вам.

После крышки он подает высокий ящик без дна.

- А это? - спрашивают ребята, но он отворачивается и быстро уходит в вагон.

Появляется еще один ящик, пониже, потом - опять вроде крышки, потом - большая связка планок. Каждый раз Мишу провожают внимательные, жадные глаза, требующие ответа.

- Ну, что вы смотрите? - сердится он. - Что я вам, пчеловод, да?

Из вагона выходит, наконец, сам Тима-ев. Он осторожно несет что-то согнутое в трубу, темно-желтое, с изумительными рубчиками. Дотронешься рукой - чуть-чуть липнет. Приглядишься - рубчики состоят из маленьких ровных кубиков. Три кубика составляют правильную ребристую ямку. Все ямки, как одна, не отличишь.