Владимир Сназин - Доктор Постников

– Звал, хозяин?

– Ты почему меня не разбудил?! – почти выкрикнул Петр. – Где моя одежда, почему ее нет на месте?

Микола виновато и растерянно стал озираться в поисках его одежды.

– Ты что не знаешь, что я должен рано утром идти на учебу? Я из-за тебя проспал и теперь опоздаю на свой первый урок!

Петр сердито взглянул на Миколу.

– Одежда твоя, боярин, лежит, где ей и положено, – на сундуке. – Микола поклонился Петру и, не разгибаясь, быстро подошел к комоду, сбоку от которого стоял обитый медью сундук.

– Вот, – Микола охапкой взял всю одежду Петра и с поклоном поднес барчуку. – Порты, зипун и сапоги, – перечислил он.

– А твой кафтан, боярин, висит, где ему и положено, – в сенях, – добавил слуга. В один миг Микола как будто сдулся, плечи его опустились, голова склонилась вниз, весь он съежился и стал казаться меньше. Подойдя к двери, он склонил голову и, скрестив руки внизу живота, стал молча ожидать дальнейших приказаний.

– Хорошо, – сказал Петр. Он сел на лавку и снова погрузился в свои мысли.

– Ты давеча, Петруня, после обеда, когда я тебя перенес на лавку, – тихо, с придыханием заговорил Микола, опасаясь неожиданной вспышки гнева у хозяйского сына, – так сладко заснул, что, когда я вернулся, ты уже ушел к себе в спаленку, я загасил лучину и не стал тебя боле беспокоить. Откудова мне, холопу твому неразумному, было знать, что тебя надо рано будить.

Внезапно взгляд Петра упал на ученическую сумку.

– Господи! – воскликнул он и вскочил с лавки. – Что же я сижу! Мне же бежать надо! Я опоздаю.

О щенках он на время забыл, все его мысли были о том, чтобы успеть к назначенному часу на урок ботаники. Как был в исподнем, Петр натянул порты, самостоятельно надел сапоги и, поспешив к двери, на ходу крикнул:

– Микола, захвати мою сумку, спускайся вниз, приготовь мой кафтан и жди меня в сенях, я мигом в крестовую комнату.

Наскоро помолившись, Петр сбежал по ступеням в сени, где Микола уже наготове держал кафтан и кружку кваса.

– Боярин, – воскликнул Микола, – как же ты пойдешь, ты же зипун забыл, я щас, мигом принесу.

Слуга побежал в комнату Петра, но тот уже не думал о зипуне. Допив утреннюю порцию кваса и перекинув через плечо свою сумку, он выскочил на улицу и, даже не попрощавшись со своими любимцами молоссами, широким размашистым шагом пошел в сторону Мясницких ворот.

«Где эти огороды? – думал он, не замедляя шага. – Как мне их найти? В стороне Покровского их точно нет, я бы знал, мы до этого села часто бегаем. Надо идти вправо, – решил он, – там нужно искать. А со щенками как быть? Может, сегодня в послеобеденный отдых.… А успею ли? – засомневался он. – Ладно, если не успею, то завтра утром перед уроком анатомии обязательно их навещу».

С этими мыслями Петр уже более спокойным шагом продолжал идти в направлении Мясницких ворот. Проходя мимо Рязанского подворья, он остановился и через щель в калитке посмотрел вовнутрь. Двое стрельцов, которых он вчера видел в классе, стояли на крыльце и разговаривали с каким-то попом в рясе. Лица у них были серьезные, и они с большим вниманием слушали слугу божьего.

«Надо же, – удивился Петр, – сколько раз пробегал мимо этого частокола и ни разу не задумывался, кто за ним обитает. Так вот они, лечебные палаты, о которых говорил староста. Надо же, только первый час дня пробил, а эти уже на службе. А мне еще добираться до огородов и искать их». Он вдруг остановился и подумал: «А не спросить ли у них? Нет, не стоит, еще направят не в ту сторону, потом смеяться будут. Сам найду!»

И он широким шагом, обходя скользкие места, добрался до проходной башни Мясницких ворот. От них в разные стороны вели несколько широких накатанных дорог – одна, как уже знал Петр, вела в село Покровское, другая шла вдоль белокаменной стены Белого города. Прямо, в параллельных направлениях в снегу были протоптаны две узкие тропинки. Петр вспомнил: Кирилл вчера говорил ему, что до огородов его шагом полчаса ходьбы, а в какую сторону, не уточнил.

Недолго думая, он выбрал крайнюю правую – и не ошибся. Соскальзывая с узкой тропы и утопая в подтаявшем снегу, он вскоре достиг небольшого оврага. Внизу, под прозрачным ледяным навесом, свисающим над водой, весело перепрыгивая через небольшие ледяные пороги и лежавшие под водой обломки веток, журчал серебристый ручей. По ту сторону оврага, метрах в десяти от воды, вдоль всего ручья словно изгородь стояли ели метра два-три высотой, а за ними просматривался частокол, уходивший от ручья по склону холма вверх. Несмотря на прохладное утро, косые лучи только что взошедшего солнца уже заметно пригревали на открытом пространстве снежную толщу, особенно это явно просматривалось на пологом склоне, образуя на белом снегу мелкозернистую наледь. Петр нащупал ногой твердую опору и только хотел оттолкнуться и перепрыгнуть на другой берег ручья, как воздух огласили звуки Всесвятского колокола, возвестившего о наступлении второго часа дня. «Опоздал!» – в ужасе воскликнул он про себя и, легко перепрыгнув ручей, быстрым шагом устремился через лесополосу к ограде. Следуя по тропе вдоль забора, Петр дошел до угла и очутился на широкой, утоптанной площадке. Тут же находилась и калитка. Он нажал на ручку – калитка открылась. Несмело войдя в нее, Петр огляделся. Его взору предстало разбитое на продолговатые квадраты большое поле. Эти квадраты были отделены друг от друга плетеными оградами, жердями, а где-то и врытыми в землю бревнами. Очищенные от снега пространства между делянками были обильно посыпаны измельченной корой и стружками и служили, как предположил Петр, дорожками. Некоторые квадраты были перекопаны и имели черный цвет со снежной проседью на комьях земли. Там Петр увидел людей в стрелецкой одежде, которые с усердием мотыгами вспахивали землю, обходя кусты и деревья. «Ого! – воскликнул про себя Петр, – Кругом уже черным черно!»

Он посмотрел вправо и заметил несколько прямоугольных квадратов земли, еще покрытых блестящей, но уже серо-желтоватой коркой подтаявшего снега.

«Когда же они сюда пришли, что успели столько перекопать? – Петр нахмурился и сам себя мысленно обругал: – Выходит, что я опоздал?» Справа от калитки, почти вплотную к частоколу, стоял продолговатой формы сруб, в котором было прорезано несколько окон, затянутых слюдой, а на крыше торчала высокая каменная труба, из нее вился тонкой струйкой едва заметный на фоне голубого неба белый дым. К срубу примыкало несколько навесов. Полагая, что алхимист Шилов в срубе, Петр хотел было пойти туда, но неожиданно его внимание привлекло грубое и гортанное ржание, доносившееся с нижней части поля. Он обернулся и, заслонив ладонью глаза от солнца, посмотрел в ту сторону. На дороге, проложенной вдоль забора, в самой ее низине, шел старый брюхастый мерин палевого цвета. Он был запряжен в грубо сколоченную повозку, на которой была закреплена большая пузатая деревянная кадушка. Повозку сопровождал мужик, по походке и поведению похожий на крестьянина, и был он подстать коню, такой же кряжистый и крепкий. На вид ему было лет сорок. Он был одет в кафтан землисто-серого цвета из грубой посконной ткани, подпоясанный красным кушаком. На ногах – высокие из воловьей кожи сапоги, в которые были заправлены холщевые порты, а его голову прикрывал помятый и сильно выцветший голубой грешневик. Мужик шел рядом с конем и время от времени правой рукой в такт колыханию повозки слегка подхлестывал его поводьями по крупу. Их движение напоминало качающуюся на море лодку. Но вот одно колесо неожиданно наехало на колдобину, синхронность нарушилась, из бочки выплеснулась вода и веером обрызгала правый рукав кафтана мужика. Хозяин беззлобно выругался, стряхнул с кафтана воду, ударил поводьями лошадь по крупу и в том же ритме зашагал за ней дальше. Петр, вспомнив рассказ старосты Кирилла, уже догадался, что это и есть алхимист Василий Шилов.