Владимир Сназин - Доктор Постников

– А что это за лекарское сырье?

– Вон мешки под потолком висят.

Петр посмотрел, куда указывал алхимист. В самом дальнем углу, ближе к печи, он увидел висевшие на льняной тесьме плотно набитые четыре одинаковые дерюжные небольшие мешка. В тусклом свете сальной свечи едва можно было прочитать сбоку на пришитом к каждому мешку кусочке ткани, написанное латинскими буквами название сбора.

Петр вгляделся и прочитал: «Elytrigia repens».

– Так это те коренья, которые я сегодня собирал?

– Такие же, но не те. Те, которые ты собирал, а точнее вскопал, они вот здесь – еще сырые, я их еще сушить буду.

– Но больше всего я вот за что ненавижу жидовина, – продолжал свой рассказ алхимист. – Как только этот Гутменш узнал, что я вырастил пырей с такими сочными и толстыми корнями, и понял, какое из этого корня можно приготовить лекарство, он в первую очередь потребовал от меня выделить для его посева отдельную делянку. И теперь повадился раз в неделю приезжать ко мне на огороды для инспекции. И всегда не один – то с ним юный алхимист-аптекарь, подстать тебе, такой же дрын высокий, то ректор лекарской школы Блюментрост, бывает и с другими приезжает.… Ходят, вышагивают, все измеряют, все считают, что-то записывают, и Гутменш всегда при весеннем сборе требует доставлять к нему два мешка этих кореньев – говорит, что для царских нужд. А ты сам видел, сколько за сегодня мы смогли их собрать с одной делянки – один мешок, и то не до конца полный. Завтра, дай Бог, я смогу собрать еще один, и все. Потом они уже будут малопригодны, в стебель пойдут. Отдавать ему все, а самому остаться ни с чем – это уже грабеж. Он, что ли, его выращивает? Так что приходится немножко умыкать для своих нужд, вот как сегодня, например, для тебя… – Шилов осекся и замолчал. – Ладно, – сказал он чуть погодя, – поздно уже, посмотрим, что завтра будет. Сейчас будем вечерять, поди, голоден, небось целый день не ел.

При этих словах у Петра предательски заурчало чрево. Отрицать, что он голоден, не имело смысла, потому что организм на заданный вопрос ответил соответствующим звуком.

– Поел бы, благодарствую, – скромно ответил Петр.

– Правда, еда у меня не боярская, но самая что ни на есть здоровая.

Он подвинул две скамьи к столу, из чулана принес и поставил на стол две деревянные глубокие плошки с двумя такими же деревянными ложками.

– Помолимся. – Шилов повернулся лицом в угол справа от входа, где лампадкой освещались наполовину прикрытые расшитым застенком образа в медном окладе. Он трижды перекрестился и три раза на коленях бил челом. За ним то же самое сделал Петр.

– Садись к столу, – сказал алхимист, а сам подошел к кадкам, стоявшим у стены, откинул дерюжку с одной из них и большим черпаком зачерпнул содержимое кадки. По избе пошел уже знакомый Петру приятный кисловато-сладкий, но более резкий, с примесью терпкости, запах. Шилов разлил содержимое по плошкам.

– Что это, учитель-дистиллятор? – принюхиваясь, спросил Петр.

– Ешь, не отравишься, – сказал алхимист, – это самая полезная и здоровая еда. Он захватил полную ложку густой массы и отправил в рот.

– Это ячменная брага с добавлением цельной сушеной вишни, – чавкая, уточнил алхимист. – Только будь осторожен, не сломай зубы о вишневые косточки.

Брагой оказалась мутная, пенистая с большим количеством разбухших ячменных семян жидкость. Петр с трудом приладил в забинтованной руке ложку и, зачерпнув ею из плошки, попробовал. Сладковато-терпкий вкус браги не вызвал отвращения. Напротив, после первой ложке, когда в животе заурчало, захотелось еще. Он зачерпнул еще ложку, затем другую и, уже расслабившись, с удовольствием поглощал эту необычную, с привкусом спелой вишни еду.

Вскоре и в чреве, и в ногах он ощутил приятное тепло, тело обмякло, глаза заблестели, а на лице появилась игривая улыбка.

Алхимист Шилов почему-то был мрачен и ел молча. Доев брагу, он облизал ложку, вытерся рукавом и положил свою плошку в корыто с водой. Дождавшись, пока Петр покончит с едой, он так же не проронив ни слова, взял его посудинку и положил в то же корыто.

– Ну что, отрок, насытился? – спросил он.

– Благодарствую, учитель-дистиллятор, я еще никогда в жизни не ужинал брагой, – сказал Петр и вдруг стал непрерывно икать.

– На-ка, вот, запей, – алхимист протянул Петру неполную чашу с водой.

Петр взял чашу, встал и выпил, но вдруг покачнулся, потерял равновесие и стал падать, но Шилов вовремя его поддержал.

– Эка, как тебя разобрало, – сказал он и пересадил Петра на край лавки, подальше от открытого огня.

– Сиди тута, а то чего доброго еще и на углях руки свои поджаришь. – Шилов подошел к корыту, присел и стал прополаскивать в щелочной воде посуду.

– Болят руки-то? – спросил он после некоторого молчания.

– Ты знаешь, учитель-дистиля-ля-лятор, – икая начал говорить Петр. – Странно, но боль прошл-л-ла, пальцы работают и в кулак сжимаются. Учитель-дистил-ль-тор, может, они уже вылечились? Смотри, я свободно могу их сжать и разжать. – И Петр, шатаясь из стороны в сторону, проделал эти движения пальцами. – А хошь, учитель, я…

– Ты не хорохорься, парень, – перебил его Шилов, – повязку не снимай два дня.

– А скажи, учитель-дистиллля… а сколько ты умыкнул этих чудесных кореньев? – без всякой задней мысли заплетающимся языком спросил Петр.

Шилов замер и насторожился. Глаза его округлились, и он не мигая смотрел на пьяного юнца.

– А ты пошто, паря, об этом спрашиваешь?! Доносить на меня пойдешь? – Он вынул из-за пазухи тряпку и стал со злостью протирать миски.

– Доносить? – переспросил Петр, не понимая, что имел в виду Шилов, и захлопал осовелыми глазами. – Доносить? – повторил он. – За что? На кого? – И блаженная улыбка слетела с его лица.

– Как за что? – Шилов искоса наблюдал за Петром. – За мое сокрытие части ценного лекарского сбора.

Петр вздрогнул, тряхнул головой и, придя в себя, с горечью в голосе проговорил:

– Учитель-дистиллятор, как я могу предать тебя, когда ты с такой любовью и заботой лечишь мои руки. Смотри, какую пользу ты мне сделал. – Он вытянул забинтованные руки и еще раз показал, что они работают и ему не больно. Язык его все больше заплетался. – Я могу хоть сейчас взять мотыгу и пойти снова копать землю. Но доносить! – Он уперся больными руками о лавку и сделал попытку встать…

– Охолонись, отрок, – усаживая Петра на место, велел Шилов.

– Я вообще ничего не знаю о твоем сокрытии и даже не понимаю, о чем ты меня спрашиваешь, о каком доносе, – пробормотал Петр и, прикрыв глаза, откинулся к стене.

– Хорошо, отрок, спасибо тебе на добром слове. А теперь давай запьем то, что съели, чтобы наш сон не был потревожен нечистой силой.

Он подал Петру кружку жидкой браги, повернулся к иконе, прочитал молитву к Пресвятой Троице и перекрестился. За Шиловым заплетающимся языком молитву повторил Петр, после чего они выпили. Не успел Петр поставить кружку на стол, как тело его обмякло и, завалившись набок, он упал на крепкие руки алхимиста Шилова.