Владимир Сназин - Доктор Постников

– И вы будьте здравы, – ответил он, с трудом удерживая равновесие.

– А тебя-то сюда зачем прислали, ты ж вроде как первогодок, должон у алхимиста Шилова огороды копать? – с подковыркой спросил тот же стрелец со скошенным лбом, отчего остальные, оценив шутк, громко засмеялись.

Они, конечно, уже знали о его приключении на уроке ботаники на огороде у Шилова.

– Да неужто тебя к нам в помощь прислали? – И глаза стрельца лукаво улыбнулись. – Это нам любо, мы завсегда рады тем, кто нам помогает, не так ли, другови? – И он подмигнул товарищам.

– Так, – хором подтвердили стрельцы, – нам твоя подмога нужна.

Петр хотел что-то ответить, но Василий, который уже остыл, положил ему руку на плечо:

– Это хорошо, что тебя к нам направили. Тут еще пятьдесят соломенных тюфяков нужно перетрясти да столько ж ведер говна вынести – от хворых да покалеченных ратных людей. А еще глянь-ка сюда, – стрелец кивнул в сторону ледяных глыб, – вишь, сколько дерьма нужно разрубить. А ты че так скис-то, парень? Не боись, это легше, чем у Шилова землю копать, – и он опять подмигнул стрельцам, – если че, мы тебе подмогнем…Подмогнем ребятки?

И стрельцы весело загоготали:

– Подмагнем да еще добавим!

Петр понял, что они подсмеиваются над ним, но ничего обидного в их шутках не обнаружил. Поэтому решил им подыграть.

– Я бы с удовольствием с вами остался, – прижимая руки к груди, проговорил он, – но тогда нужно, чтобы кто-нибудь заменил меня на консилиуме.

– Где? – воскликнул стрелец.

– На консилиуме.

– На консилиме?

– Да! Меня на него пригласил сам ректор школы доктор Блюментрост, он вот-вот подойдет.

– Где этот консилима находится?

– В лечебных палатах состоится, начнется сразу, как только придут все доктора.

– Вот и хорошо, на-ка вот, держи, – сказал стрелец, подавая Петру топор, – я тебя на консилиме подменю, а ты пока подмогни ребятам. А вам, братушки, я потом расскажу, что это за консилима такая.

Поднявшись по ступеням, стрелец вдруг остановился и спросил:

– Скажи долговязый, а что я должен делать на этом консилиме?

– Да ничего особенного, просто зачтешь вслух докторам написанные латынью докторские сказки и все, – с ходу придумал Петр. Отвернулся и сделал вид, что собирается рубить ледяную глыбу.

– Постой-постой, долговязый. – Стрелец спустился со ступеньки и подошел к Петру. – Как ты сказал – зачитать латинскую сказку? А ты что, по-латыни борзо разумеешь?

– Могу читать, писать и говорить, – спокойно ответил Петр.

Мгновение стрелец пристально смотрел на него.

– Знаешь что? Иди-ка ты и читай сам свои латинские сказки. – Василий резким движением вырвал из рук Петра свой топор.

Петр повернулся к стрельцам, которые трясли тюфяки, и спросил:

– А может, я за кого тюфяки потрясу или что другое поделаю?

Но стрельцы, встречая его открытый взгляд и улыбку, отворачивались и с удвоенной энергией принимались за свою работу. «Наконец-то я утер им нос!» – радостно подумал Петр и, осторожно взбежав по ступенькам, вошел в сени, где Готфрид, ожидая его, сидел на лавке и чем-то поливал из стеклянного флакона разложенную на ладони тряпицу.

– Ты чего так долго? – спросил Готфрид.

– Немного задержался с товарищами, – ответил Петр и передал ему свой разговор с братией, над чем они от души посмеялись.

Сени лечебных палат оказались достаточно просторными. Вдоль двух стен были прибиты две широкие лавки, под которыми в беспорядке располагались тряпки, скребки, лопаты, кадки с водой и несколько вставленных одно в другое деревянных ведер.

– Фу, ну и вонь здесь! – Петр руками закрыл нос и рот.

– Это еще не вонь, – с усмешкой сказал Готфрид, – вся вонь впереди. – На вот, возьми. – И он вынул из-за обшлага сложенный вчетверо белый хлопчатобумажный платок.

– Что это?

– Ткань.

– А зачем?

– Смочи ее уксусом и приложи к лицу, легче будет дышать.

– А уксус зачем?

– Уксус очищает воздух.

– Неужели в лечебных палатах воняет еще сильнее?

– Когда войдем, почувствуешь.

Готфрид открыл широкую дверь. Когда они вошли в темный и длинный, со сводчатым потолком зал, в нос им ударил едкий зловонный запах. У Петра перехватило дыхание, и он закашлялся, а глаза наполнились слезами. Он быстро поднес пропитанный уксусом платок к лицу и стал медленно, сдерживая кашель, дышать через него. Чуть успокоившись, протер сухим краем платка глаза и осмотрелся. В тусклом, едва проникавшем через небольшие слюдяные окна дневном свете вырисовывались низкие, в половину человеческого роста, перегородки, которые делили длинную галерею на клети.

– Да, здесь вонь еще сильнее. – Петр плотнее прижал платок к лицу. – А почему нельзя открыть окна и проветрить зал?

– Волоконные окна – такие старые, что не открываются. Дежурные обычно для проветривания открывают дверь.

– А это что за клети?

– Это лечебные палаты для больных.

– Это?! И там лежат раненые стрельцы? – с удивлением спросил Петр.

– Да.

Петр сделал шаг, нога заскользила. Пол оказался мокрый. Он осторожно подошел к ближайшей перегородке и заглянул внутрь. Неожиданно из темноты с сильным жужжанием вылетел рой золотобрюхих мух, который блестящей лентой взвился сначала под потолок, а затем вновь исчез во мраке лечебной палаты. Петр пригляделся и увидел, что у противоположной стены под слюдяным окошком, почти на всю ширину клети, имеется возвышение, напоминающее настил, покрытый соломенными тюфяками, похожими на те, что на улице перетряхивали стрельцы. На этих тюфяках лежали три едва различимые фигуры. Больные были укрыты кто драным овчинным тулупом, кто кафтаном, а один, проделав прореху в тюфяке, зарылся в нее с головой. Петру показалось, что все трое лежат без движения.

– Они не шевелятся может, померли?

Готфрид подошел к краю перегородки и тоже наклонился вперед. Потревоженные мухи вновь с оглушительным и агрессивным жужжанием взвились вверх и некоторое время кружили над незваными гостями, тыкаясь иногда им в голову и в лицо, а затем снова скрылись в темноте.

– Нет, – уверенно ответил он, – живы они. Глянь вон на того, что с краю. Видишь, ноги под тулупом шевелятся. А вот еще один переворачивается…

Приглядевшись, Петр действительно заметил шевеление под тулупом и кафтаном.

– В этих палатах лежат немощные стрельцы, – обреченно сказал Готфрид. – Они больны нутряными и прилипчивыми болезнями, поэтому их век не долог. Они быстро теряют силу.

– А где лежат раненые и покалеченные? – Петр вытянул шею и стал смотреть поверх других перегородок.

– Раненые и покалеченные лежат в хирургических палатах, вон за той перегородкой. – Готфрид махнул рукой в глубину зала. – Там же, за ними, находится и смотровая палата. В нее сейчас поместили раненных под Чигирином Митрошку Кочурова и Николая Артемова.