Ольга Роман - Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

– Пойдем к дому, Хелен, – помолчав, сказал он. – Знаешь, я так устал сегодня, я хочу домой.

Слишком много событий. Слишком много новостей. Лэйс хотел просто домой. Забраться под одеяло и забыть, что он еще и уезжает осенью в Гарвард. Забыть все. А потом придет мать. Она ничего не скажет. Сядет у стола и раскроет книгу. Она не будет читать вслух – наверное, побоится, что прервется голос. Она просто будет смотреть перед собой. На зажженную свечу. На икону Спасителя и Божией Матери… Они будут молчать. Молчание, которое больше слов…

Хелен увидела наконец потемневшие глаза брата, когда прозвучал его усталый, осекшийся голос. Увидела и замолчала.

«Любите враги ваша…» (Мф.5:44) Она поняла. Она думала раньше, что понимала. Что здесь было понимать? Возвышенная, великая заповедь, превысшая человеческого ума.

Только не во врагах здесь было дело. Дело было в ней самой. Ради себя. «Для чего заповедал Он сие? – Для того, чтобы освободить тебя от ненависти, огорчения гнева, памятозлобия и сподобить величайшего стяжанья совершенной любви, которой невозможно иметь тому, кто не всех человеков равно любит, по примеру Бога, всех человеков равно любящего, и хотящего всем спастися, и в познание истины приити (1 Тим. 2, 4)» [130].

Вот так Хелен вдруг увидела все словно со стороны. Она негодовала, ненавидела Сколкза Крылатого Сокола и угрызала, причиняла боль и обиду тому, за кого порвала бы ведь и загрызла любого. Потому что ненависть. Потому что это была ненависть. Ненависть – всегда ненависть. «Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста его» (Лк.6:45).

– Подожди, Тэн, – спохватилась она. – Не слушай меня, я наговорила все не то, ты такой, какой есть, ты самый замечательный брат и самый смелый мальчуган во всем Висконсине.

А потом она повернулась к реке. « 3Вот, мы влагаем удила в рот коням, чтобы они повиновались нам, и управляем всем телом их, – вспомнила она. —

4Вот, и корабли, как ни велики они и как ни сильными ветрами носятся, небольшим рулем направляются, куда хочет кормчий;

5так и язык – небольшой член, но много делает. Посмотри, небольшой огонь как много вещества зажигает!

6И язык – огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны.

7Ибо всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим,

8а язык укротить никто из людей не может: это – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда.

9Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков, сотворенных по подобию Божию.

10Из тех же уст исходит благословение и проклятие: не должно, братия мои, сему так быть.

11Течет ли из одного отверстия источника сладкая и горькая вода?

12Не может, братия мои, смоковница приносить маслины или виноградная лоза смоквы. Также и один источник не может изливать соленую и сладкую воду.

13Мудр ли и разумен кто из вас, докажи это на самом деле добрым поведением с мудрою кротостью.

14Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину.

15Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская,

16ибо где зависть и сварливость, там неустройство и всё худое.

17Но мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна.

18Плод же правды в мире сеется у тех, которые хранят мир (Иак.3)».

Совсем рядом начиналось озеро. Каноэ с Уинаки и Сколкзом медленно скользило по зеркальной глади. Было видно, что они не спешили. Куда уже было спешить. В чужую страну от родных берегов? Лодка рассекала волны и уносила куда-то вдаль Сколкза Крылатого Сокола, которому она ведь наговорила столько бранных и обидных слов, ожесточенного и яростного Сколкза, который пронесет эту ярость сегодняшнего вечера в своей душе, наверное, ведь через всю свою жизнь.

Какая тишина стояла на берегу! Какое великолепие было разлито вокруг! В этих пониклых ветках прибрежной ивы, в этой зелени сочной осоки, в этих переливах и красках вечернего света… Жизнь, это была жизнь. Когда снова и снова встают в небо рассветы и пахнут летние травы, когда кажется, что дай тебе жизни еще тысячу лет – и то будет мало, наверное. Но тысячи лет все равно ведь не будет… «Пядень твоя – мера жизни твоей, и не простирается она дальше; персты твои указывают на пять степеней этой меры. Малым перстом начинается пядень твоя и оканчивается перстом большим. Так младенчество – начало твоей жизни, а конец ее – старость. Малым перстом, первым возрастом младенчества, начинается жизнь твоя; потом идет она до второго перста – неразумного детства; после этого человек стоит посредине, – в горделивой и надменной юности; за этим следует четвертый возраст совершенного мужа; потом мера начинает умаляться, а так как не достает еще одной степени, то приходит старость; это большой перст – конец жизни. Вот мера твоя, если определено тебе совершить ее вполне» [131].

Почему она вспомнила? Потому что вместе с вечерним светом на землю словно лилась ведь и тайная печаль? Красота и великолепие спускающегося вечера почему-то сейчас понимались Хелен словно приговором самой себе: «”День Господень, якоже тать” (1Фес.5:2) , и поемлет тебя незаметно. Проводи жизнь свою в мире, запасайся добрым напутием, чтобы соединиться ей с Богом, и тебе, в конце ее, снова обрести ее там, если здесь будешь жить добродетельно. А если живешь нечестиво, то жизнь твоя проходит; она уже потеряна; станешь искать ее, – и не найдешь. Если вода вылита на землю, тебе невозможно ее пить; но если она налита в сосуд, то сбережется тебе для питья. Не проводи жизнь твою во гневе и ненависти, не трать ее на хищения и обиды, иначе не найдешь ее. Непотребством и татьбой (воровством) не уподобляй жизнь свою гнилой воде; иначе поглотит ее земля, и глаз не увидит ее больше. Не в зависти и коварстве, не в гневе и вражде, словом, не в пороке каком проводи жизнь свою; иначе она потеряна, и ты – действительно мертвец, потому что утратил жизнь свою.

Ничто так не любезно для человека, как жизнь; за нее, если бы можно было, отдал бы он целый мир. Итак, гонись вослед за добрым, чтобы жизнь твоя, хотя и течет она как вода, собралась опять в Боге. К Богу направляй малый поток жизни своей, чтобы, когда иссякнет здесь, сделался там морем жизни. Невелик у тебя ручей жизни в этом преходящем мире; направь его к Богу, чтобы сделался бездной жизни. День за днем струится и утекает жизнь твоя; излей ее в Бога, чтобы обрести ее для себя в том мире.